Константин Сергиенко - Тетрадь в сафьяновом переплете

Курячин молчал и только тер лоб платком.

— Говори! — закричал Струнский. — Шанс выпадает, проси десять тысяч, как граф Петр Иваныч!

— Что? — Осоргин приподнялся.

— Да вы не беспокойтесь, голубчик, всем уж известно, что вы у принцессы денег просили.

— Это вас не касается! — отрезал Осоргин.

— Как не касается! Милый, любезный! Да меня все касается в этих краях! Вы полагаете, я потерплю безобразий? Чтоб нападали разбойники да грабили почтенных людей? Да выкупа брали? Нет, я такого не потерплю. Эй, эфенди!

Тотчас, к нашему изумлению, словно из-под земли вырос главарь шайки, которая захватила нас в Феодосии.

— Как смел ты грабить почтенного человека? — строго спросил Струнский. — Да знаешь ли ты, что я могу сделать за это? Немедленно клади на стол золотые!

Эфенди, пыхтя, извлек из своих необъятных одежд увесистый мешок и брякнул его на помост.

— Это ваш подчиненный? — спросила госпожа Черногорская с нехорошей улыбкой.

— Здесь все подчиняются мне, — важно произнес Струнский.

— Может, и тот разбойник, который выспрашивал нас в горах? — спросил Осоргин.

— А как же! — сказал Струнский. — Эй, Кара-Вазир, покажись перед наши очи!

Невесть откуда явился Кара-Вазир, а за ним его угрюмые люди. Надо признать, что представление, которое разворачивалось перед нами, было устроено довольно ловко. Теперь площадку со всех сторон обступили зловещие фигуры, обвешанные пистолетами и кинжалами. Стоявший в то время у ближней сосны Станко не сдвинулся с места, равнодушно наблюдая за происходящим. Еще дальше, ближе к горе, веселились новосветские поселенцы, оттуда доносились громкие возгласы и песнопения.

— Забавные у вас слуги, — совершенно спокойно сказала госпожа Черногорская.

— Отличный люд! — воскликнул Струнский. — Но, однако, пора угощаться!

Принесли огромные блюда со всевозможными яствами, среди которых выделялись жареные фазаны и свежеприготовленная форель. На столе возникли вазы с фруктами и сосуды разнообразных вин.

— Господа! — провозгласил Струнский. — В сей благостный день за этим скромным столом я имею прочесть вам вторую часть моего сочинения на случай грядущего приезда матушки-государыни!

Он встал и принял точно такую же позу, как в своем кременчугском имении. Курячин уныло подвинул к нему грузное тело. Струнский вынул тончайший и белейший платок, вытер рот и взвыл:

Платок проследовал к его глазам и промокнул изрядную слезу.

— Не могу, — всхлипнул он, — Мафусаил, отсядь, что ты ко мне валишься! Сказано было, не унижайся!

— Однако, быть может, подписать купчую? — в нетерпении спросила госпожа Черногорская.

— А как же! — воскликнул Струнский и, выхватив из кармана бумагу, картинно протянул ее госпоже Черногорской. — Вот она!

Та углубилась в чтение. На лице ее выразилось удивление.

— Что это? — спросила она.

— Купчая! — сказал Струнский.

— Изволите шутить, сударь.

— Да какие уж шутки. Купчая есть купчая, там все условия точно сказаны.

— Полюбуйтесь, граф, — сказала госпожа Черногорская, передавая бумагу Осоргину.

— Что граф, — сказал Струнский, — чем ему любоваться? Да вот пусть господин Курячин рассудит, я для того его и зазвал. Мафусаил Селиверстыч Курячин в губернском суде состоит, ему ли не судить?

Обстановка явственно накалялась. Разбойники Струнского сгрудились вокруг помоста, но Станко по-прежнему спокойно стоял у сосны.

— Слушай, господин судья, такую историю, — толковал Струнский с разгоревшимся лицом. — Дева, перед тобой которая восседает, скажу по-простому, есть незаконная дочь покойного государя Петра Федоровича. Заметь, господин судья, незаконная! А стало быть, находящаяся вне закона. Какие, ты спросишь, к тому доказательства? А вот я свидетель перед тобой. Ровнехонько двадцать два года назад зван я был к лицу высокому, государственному. Был я тогда еще молод, удал. Так вот, лицо, высоченное, скажу я тебе, лицо, мне говорит: «Хочешь сослужить службу государыне?» Без размышленья хочу. «Дело, брат, в том, что Воронцова, покойника полюбовница, тайно младенца родила. Государыня об этом не знает, и незачем ей знать. Это мы должны беспокоиться. Возьми людей и привези младенца. Мы должны его боронить от злого умысла, беречь царскую кровь. С богом». Отправился я в глухие леса, где младенец был спрятан, собрался везти, да что же вышло? Выскочила из леса шайка злодеев, отбила младенца и увезла невесть куда. Теперь спрошу я тебя, господин судья, случилась бы схватка из-за простой девчонки?