Луи Буссенар: Капитан Сорви-голова

– И второй!-с дикой радостью завопил маленький бур.

Бах!.. Это опять так же азартно выстрелил Фанфан– и опять так же успешно промахнулся.

– Ты cтреляешь, как сапожник, Фанфан! – крикнул взбешенный Сорви-голова.

– Передай свое ружье Полю.

– Давай, давай! – обрадовался сын казненного. – Посмотришь, как я стреляю С аккуратностью старого солдата мальчик щелкнул затвором, вложил патрон в казенную часть, спокойно навёл ружье на одного из двух оставшихся в живых улан маленького английского авангарда и выстрелил в тот самый миг, когда уланы возобновили преследование.

– Ух, здорово! – воскликнул Фанфан, радуясь успеху маленького бура, снявшего всадника с коня.

– Ну, Поль! Четвертый – на нас двоих! – крикнул Сорви-голова – Тебе – человек, мне – конь. И два выстрела слились в один. Всадник и конь, пораженные на полном скаку двумя не знавшими промаха стрелками, упали и скрылись в траве.

– Да, ты будешь отомщен, и хорошо отомщен, бедный мой отец! – воскликнул побледневший от гнева мальчик.

Эта страшная расправа, такая долгая в рассказе, совершилась в каких-нибудь полминуты.

Пора было, однако, удирать. Все кавалеристы примчались к месту, где погибли их товарищи. Отряд перестроился.

Уже садясь на пони, Сорви-голова заметил, что все англичане, у которых было огнестрельное оружие, целятся в них.

Он едва успел пронзительно свистнуть и крикнуть:

– Ложись!

Прекрасно выдрессированные животные, услышав знакомый сигнал, распластались на земле одновременно со своими хозяевами.

Над беглецами просвистал град пуль.

Фанфан болезненно вскрикнул.

– Только без глупостей! – воскликнул Сорви-голова, но голос его звучал тревожно.

– Угостили…-ответил Фанфан.-Нечего сказать, угостили!

– Гром и молния!.. Бедный Фанфан! – воскликнул Сорви-голова. – Покажи!

– В левую ходулю угодили,-пытался отшутиться Фанфан.-Погоди.. Поломки, кажется, нет-только голень продырявили, и все. Кровоточит, правда, но ничего, не очень больно. Обмотаю ее платком и стану таким же петухом, как и раньше.

– Дай перевяжу.

– Не стоит. Потом как-нибудь… Сейчас дела куда поважнее. Становится жарко.

Действительно, становилось жарко.

Англичане, взбешенные сопротивлением и не ожидавшие встретить таких опасных противников в каких-то мальчишках, которых они думали взять голыми руками, переменили тактику и приступили к новому маневру.

Их двадцать четыре человека. Семеро поскакали направо, семеро – налево, описывая полукруг, чтобы отрезать отступление беглецам. Десять остальных, оставшись на месте, рассредоточились и стали поддерживать огонь в том направлении, где прижались к земле юные партизаны.

– Теперь уж не до смеха, – сказал Сорви-голова. Приподняв голову, он осматривал местность. – Они хотят взять нас в клещи обходным движением. Но посмотрим!.. Придегся отступать. Ты сможешь, Фанфан?

– Каждый может все, чего захочет, хозяин. Будь покоен! Уж я-то не повисну колодой на ваших ногах.

– Нам грозит смертельная опасность, – предупредил Сорви-голова.

– Вся наша жизнь смертельная опасность, – ответил молодой парижанин. – Не разбив яиц, и яичницы не приготовишь. Если бы я дрожал за свою шкуру, я остался бы у себя на родине, на улице Гренета. * * Улица в одном из рабочих предместий Парижа. Пока Фанфан философствовал, Сорви-голова не терял даром времени Он установил по компасу, что в полулье направо от них находится хорошо знакомый большой лес, затем связал узлом стремена пони, предварительно перекинув их на седла. Все это он проделал так, чтобы англичане ничего не заметили. А те продолжали лениво постреливать, решив, по-видимому, не предпринимать более энергичных действий, пока их товарищи не завершат окружения. Сорви-голова между тем перекинул через плечо свой мушкетон и, приказав товарищам следовать за ним, с удивительной быстротой пополз среди высоких трав.

Поль и Фанфан, видно, тоже знакомые с этим приемом индейцев, повиновались, и вскоре все трое исчезли в гигантской растительности вельдта. Их пони, распростертые на земле и скрытые густой травой, остались на месте.

Англичане, ставшие более осмотрительными, приближались осторожно, мелкой рысью, время от времени переходя даже на шаг.

Не обращая на них никакого внимания, Сорви-голова двигался направо, к опушке леса Противник не переставал постреливать наугад, и Сорви-голова, продолжавший ползти с проворством ящерицы, сказал вполголоса: