Дадли Поуп - Рэймидж и барабанный бой

— Значит, у графа должно все еще быть много врагов во флоте, и это затрагивает Николаса. Своего рода вендетта…

— Да, именно так. Тот ужасный человек, который судил Николаса в Бастии после того, как он спас меня, был протеже одного из них, но, к счастью, коммодор Нельсон знал об этом.

— Если у графа все еще будут враги среди адмиралов, то Николас всегда будет в опасности, — размышлял Антонио. — Всегда можно представить поступки человека в дурном свете, если необходимо… Николас понимает это?

— Да, я уверена, что понимает, хотя он никогда не упоминал это при мне. Но я часто чувствую, что когда он принимает какое-то важное решение, это… Ну, в общем, он знает, что если ему придется выбирать из двух возможностей, враги его отца скажут, что его выбор неправильный — каким бы он ни был. Это никогда не влияет на его решения — но я чувствую, что всегда кто-то прячется в темноте, подстерегая его. Как будто Зло следит за ним постоянно…

— Вы много узнали о Николасе за месяц!

— Джексон рассказал мне кое-что, и коммодор тоже.

— Этот моряк Джексон — он ведь американец?

— Да — странный человек. Никто ничего не знает о нем, но он испытывает большое уважение к Николасу — даже при том, что он вдвое старше. Любопытно — когда они под огнем, они, кажется, могут читать мысли друг друга.

— Ну, он спас мне жизнь, — сказал Антонио, — и для меня этого достаточно!

И в этот миг пронзительный свист боцманской дудки эхом отозвался во всех уголках судна, сопровождаемый громкими приказами.

— Время церковной службы, — усмехнулся Антонио. — Из вашего Николаса выйдет хороший священник!

Саутвик был рад, что поверка и церковная служба закончены, и наблюдал за горсткой матросов, пляшущих на баке, в то время как Джон Смит Второй, взгромоздившись на брашпиль, терзал свою скрипку; он был благодарен судьбе, что у «Кэтлин» такая хорошая команда. Из шестидесяти трех человек на борту он хотел бы сменить только пару, тогда как на большинстве судов, на которых он ранее служил, было лишь двое действительно хороших моряков из пяти.

Но, будьте уверены, мистер Рэймидж что-нибудь да найдет, думал он с сожалением. Каждый капитан, под чьим началом он когда-либо служил, выискивал крошки толченого кирпича, песок, грязную медяшку или слегка заплесневелую булку в хлебном ларе. Но не мистер Рэймидж. Почти из двухсот пушечных ядер на стойках около карронад он выбрал два, у которых было достаточно много ржавчины под черной краской, чтобы они утратили абсолютно сферическую форму, так что они могут застрять в стволе при заряжании и при выстреле полетят неизвестно куда. Человек, который заметил это, не замеряя все ядра подряд, может видеть через четырехдюймовую доску. И все же Саутвик охотно признавал, что хотя Рэймидж по сути еще мальчишка, он первый капитан, у которого он когда-либо служил под началом, более обеспокоенный боеспособностью корабля, чем тем, насколько все на нем вымыто и надраено, — и это чертовски хорошо, когда идет война. После двадцати шести лет в море он никогда бы не поверил, что будет каждый день наблюдать, как матросы физически наслаждаются тяжелейшими трехчасовыми орудийными учениями под палящим предполуденным солнцем, а потом еще два часа перед тем, как дудки просвистят им уносить койки вниз. Однако многое из этого происходит благодаря маркизе. Саутвик не знал, было ли это ее идеей или мистера Рэймиджа, но когда она стояла на палубе с часами мистера Рэймиджа в руке, засекая время, матросы готовы были пасть к ее ногам. И еще приятнее завершался день, когда маркиза вручала в качестве приза орудийному расчету, первым выкрикнувшему «К стрельбе готов!» большее число раз, бутылку бренди из личных запасов мистера Рэймиджа.

Но Саутвик был уверен, что «Кэтлин» — счастливый и боеспособный корабль просто потому, что несмотря на молодость, каждый человек на борту доверяет мистеру Рэймиджу как капитану. Двадцать шесть лет в море научили штурмана, что доверие — единственное, что имеет значение. Конечно, согласно инструкциям, матросы должны приветствовать капитана и называть его «сэр», но они делали бы это и без инструкций. Хотя он не упустит случая обругать за слабо натянутый парус или медленное выдвижение орудия, команда знает, что мистер Рэймидж может сделать большинство вещей лучше, чем они, и при первой возможности он это ловко доказывает — всегда с дерзкой улыбкой, которую его матросы воспринимают не как обиду, а как своего рода вызов.