Василий Ян - Плавильщики Ванджа

– Это рыжий медведь (хырс): он всегда блуждает одиноко и прячется в можжевельнике, подстерегая козлов…

Мы тронулись в путь. Теперь я шел все время за Максумом. И раза два он мне указывал на хребет, где желтыми точками пробирались дикие козы, быстро скрываясь среди черных скал. Уже к концу дня, когда солнце опустилось в ущелье и все небо пылало красным заревом, мы пришли к горе с железной рудой. Едва мы успели расползтись по горе, чтобы набрать колючек и круглых, как подушки, кустов вереска с узловатыми корневищами (кампермаш), „старухин кулак“, как сразу настала темная ночь.

Сойдясь опять вместе, мы стали готовиться к ночевке. Старик Абдыр-Бобо высек искру кремнем. Затлел трут, сделанный из пропитанной порохом сердцевины речного камыша. Когда разгорелся костер и закипел железный чайник, к нам подошли несколько человек и уселись на корточках. Наши старики им сказали: „Салям!“ Это все были знакомые жители других кишлаков нашей долины. Они тоже собирались выламывать железную руду.

– Наша долина Ванджа, – говорил дядя, – это одна большая кузница. Кто из нас не льет железа? Только ленивый.

Разговоры велись шепотом:

– Говорят, что на днях надо ожидать приезда князей-беков. Они переправились через Пяндж и пробираются верхними тропами по хребтам Язгулема. Их несколько сотен. У них винтовки – „инглиз“, и они режут всех, кто стоит за бедняков и не поддерживает святых ишанов и правую веру…

Я вспомнил бледного всадника и слова дяди, с поклонами называвшего его „таксыр“ – господин.

Никто в разговоре не решался произнести слова „басмач“ (душитель), а все называли их беками, князьями.

Максум-охотник молчал, опустив голову, точно дремал. Но вскоре он поднялся и медленно удалился в темноту, взяв с собой ружье. Ночью он не вернулся. Мы легли звездой вокруг костра, грея то спину, то грудь. С горных вершин тянуло ледяным холодом, и я, свернувшись, как змея, дрожал всю ночь, которая казалась бесконечной. Я вставал, подбрасывал в костер ветки вереска и грел руки над разгоравшимся ярким пламенем.

Утром началась горячая работа. На склоне горы, среди темных, угрюмых скал, было несколько узких, как норы, входов, пробитых, как говорили старики, тысячу лет назад. Когда мы подошли к одному входу, Максум уже поджидал нас. Некоторые зажгли светильные ветки – чираги, [4]и мы углубились в темную, как ночь, шахту, опускающуюся постепенно вниз. Пройдя несколько шагов, дядя остановился и на каменном выступе потолка накоптил чирагом какую-то завитушку, сказав, что это он приветствовал злых духов и драконов (ардахор), живущих в горе: он обращался с просьбой к их владыке – змеиному царю (шахи-моро), чтобы он и все его страшные слуги были милостивы к нашей работе.

У каждого из нас была завернутая в тряпку связка чирагов. Шахта имела много разветвлений, где то и дело мелькали огоньки и слышались глухие удары. Всюду шла работа, Абдыр-Бобо провел нас через узкий ход, где раза два пришлось ползти на четвереньках.

– Во всех шахтах железной руды так много, – сказал Абдыр-Бобо, – что всем хватит: и сыновьям, и внукам нашим. Берите только кирку и работайте.

Мы пришли в просторную, но низкую пещеру. В ней было сыро, и всюду по стенам просачивалась вода.

Дядя воткнул несколько чирагов в стены: чираги горели дрожащим светом и потрескивали, распространяя чад и дым.

Двое должны были выламывать руду, а остальные выносить ее наружу и по очереди сменять усталых забойщиков.

Сняв халаты и рубахи, два старика начали изо всех сил ударять кирками в темную стену шахты, где виднелся идущий насквозь красноватый слой руды. Мы подбирали отвалившиеся куски, разбивали их на более мелкие и складывали в мешки за спиной. Работа забойщиков была очень тяжелая: они долго и сильно долбили в одно и то же место, пока откалывался кусок руды.

Когда двое нагрузились рудой, они ушли, остальные, сменив уставших, продолжали работу.

Когда мне насыпали руды в мешок, я едва устоял, – такой тяжелой показалась мне ноша, но, расставив для крепости ноги, я старался и виду не показать, что мне тяжело. Я выходил вдвоем с Максумом и едва за ним поспевал: он шел быстро, нагнувшись под тяжелой ношей, и напевал.

Далеко внизу, под горой, виднелись покрытые полосатыми войлоками наши четыре коня. Я сползал с горы, цепляясь за каменные выступы, боясь покатиться, спотыкался, падал и был уже недалеко от коней, как вдруг мне пришлось сразу спрятаться за камни.

По склону противоположной горы двигались всадники. Их было много, очень много. Они выезжали один за другим из-за хребта и извилистой вереницей спускались по узенькой тропинке, направляясь к реке. Некоторые, доехав до русла, поили коней и неслись вскачь, догоняя уехавших вперед.