Александр Дюма: Женская война

В эту минуту другой рыбак повернулся к своему путешественнику и хотел просить его приказаний, но чрезвычайно удивился, увидев в лодке своей замаскированного человека, закутанного в плащ.

Страх рыбака усилился, с трепетом просил он приказаний у странного своего пассажира.

— Причаливай сюда, — отвечал Ковиньяк, указывая на флаг, — как можно ближе к той лодке.

И рука его с флага указала на господина, привезенного изонским перевозчиком.

Лодочник повиновался, и обе лодки, соединенные сильным течением реки, дали возможность незнакомцам открыть следующие переговоры.

— Как! Вы замаскированы, милостивый государь? — спросил с удивлением и досадой новый гость, толстяк лет пятидесяти пяти, с глазами строгими и неподвижными, какие бывают у хищных птиц, с седыми усами и бородкою. Он не надел маски, но прятал, сколько мог, волосы и лицо под широкой шляпой с галунами, а стан и платье свое под широким синим плащом.

Ковиньяк, попристальнее всмотревшись в этого человека, не мог скрыть удивления и невольно изменил себе быстрым движением.

— Что с вами? — спросил синий плащ.

— Так, ничего… Я чуть-чуть не потерял равновесия. Но, кажется, вы изволили предложить мне вопрос? Что угодно вам знать?

— Я спрашивал, зачем вы надели маску.

— Вопрос откровенен, — сказал Ковиньяк, — и я отвечу на него также откровенно. Я надел маску, чтобы вы не могли видеть моего лица.

— Так я вас знаю?

— Не думаю; но если вы увидите мое лицо, то можете узнать его впоследствии, что, по моему мнению, совершенно бесполезно.

— Вы очень откровенны!

— Да, когда моя откровенность не может повредить мне.

— И откровенность ваша открывает даже чужие тайны?

— Да, когда подобные открытия могут доставить мне выгоду.

— Странным ремеслом занимаетесь вы!

— Делаешь, что можешь, милостивый государь. Я был адвокатом, лекарем, солдатом и партизаном; видите, что я все перепробовал.

— А что вы теперь?

— Ваш покорнейший слуга, — отвечал юноша, кланяясь с натянутым уважением.

— У вас ли известное письмо?

— У вас ли обещанный бланк?

— Вот он.

— Извольте, обменяемся.

— Позвольте еще минуту, милостивый государь, — сказал синий плащ.

— Наш разговор нравится мне, и я не хочу терять удовольствия беседовать с вами.

— Помилуйте! И разговор мой, и сам я, оба мы — ваши. Будем говорить, если вам приятно.

— Не угодно ли перейти в мою лодку, или я перейду в вашу? Таким образом, в другую лодку мы высадим лодочников и прикажем им удалиться.

— Это бесполезно. Вы, верно, знаете какой-нибудь иностранный язык?

— Говорю по-испански.

— И я тоже. Будем говорить по-испански, если вам угодно.

— Извольте!

Синий плащ спросил по-испански:

— Какая причина заставила вас открыть герцогу д'Эпернону, что ему изменяет известная дама?

— Я хотел оказать услугу достойному вельможе и попасть к нему в милость.

— Вы сердиты на госпожу Лартиг?

— Я сердит? Напротив, я должен сознаться, что многим обязан ей, и был бы в отчаянии, если б с нею случилось несчастье.

— Так вы враг барону Канолю?

— Я никогда не видал его и знаю его только понаслышке. И признаюсь, я всегда слышал, что он славный малый и храбрый вельможа.

— Так вы действуете не по ненависти?

— Помилуйте! Если б я сердился на барона Каноля, то пригласил бы его стреляться или резаться, а он такой добрый малый, что никогда не отказывается от подобных предложений.

— Значит, я должен верить той причине, которую вы мне сказали?

— По моему мнению, лучше вы ничего не можете сделать.

— Хорошо! У вас письмо, которым доказывается неверность госпожи Лартиг?

— Вот оно. Позвольте без упрека заметить, что я показываю его вам во второй раз.

Старый дворянин издалека бросил печальный взгляд на тонкую бумагу, сквозь которую можно было видеть черные буквы.

Юноша медленно развернул письмо.

— Вы узнаете почерк?

— Да.

— Так пожалуйте мне бланк, я отдам письмо.

— Сейчас. Еще один вопрос.

— Говорите.

Юноша спокойно сложил письмо и положил в карман.

— Как вы достали эту записку?

— Извольте, скажу.

— Я слушаю.

— Вы, вероятно, знаете, что расточительное управление герцога д'Эпернона наделало ему много хлопот в Гиенне!

— Знаю. Дальше.

— Вы также знаете, что страшно скаредное управление кардинала Мазарини наделало ему много хлопот в столице, в Париже!

— Но какое нам дело до кардинала Мазарини и до герцога д'Эпернона?