Сергей Самаров - Прыжок через пропасть

— Да, я помню этот случай, — с легкой улыбкой ответил Оливье. — В тот раз вы нас славно искупали, хотя было, если я верно помню, довольно прохладно. Нас было слишком мало, и вы атаковали нас из засады.

Бравлин позволил себе не согласиться, и замотал головой, отчего его бармица, как и кольчуга, сплетенная из пружинистых колечек, мелодично зазвенела.

— Мы действительно атаковали вас из засады, в которую вас специально и заманили, выпустив вперед незначительный отряд, чтобы он вынудил вас начать преследование. Такова война, и она не всегда ограничивается турнирными схватками. А что касается количества воинов, то нас было только чуть-чуть меньше. Нас, а не вас! Просто вы привыкли к своему численному превосходству. Но засада дала нам преимущество неожиданности, и большую часть вашего отряда мои стрельцы перебили сразу, издали, еще до рукопашной сечи. И вот тогда нас стало действительно больше.

— А когда к нам подошло подкрепление во главе с мон-сеньором Бернаром, только более свежие кони выручили вас. Ох, и прытко же вы спасались!… Но и то — мы чуть не ворвались на ваших плечах в крепость…

Оливье сам уже говорил без улыбки, уловив иронию в словах князя й весьма ревниво относясь к своему прошлому и, тем более, к прошлому Хроутланда.

— Да, дело так и было, — согласился Бравлин. — К сожалению, местность вокруг была равнинная, с небольшими перелесками, и нам не представилась, как вам в Ронсевале, возможность выстроить линию обороны со сменой бойцов. Точно так же, кстати, как вы, триста воинов древнего греческого государства Спарта во главе со своим царем Леони-дасом погибли все, но не пустили через Фермопильское ущелье громадную армию персидского царя Дария Первого Гистаспа, чем остановили его нашествие на Грецию. Я только что рассказывал об этом вашему другу Салаху ад-Хару-му, и оказалось, что он хорошо знаком с сим историческим фактом по персидским литературным источникам. Так что вы в Ронсевале в какой-то мере повторили подвиг Леонида-са и его воинов. С той лишь разницей, что вас было несколько больше трехсот спартанцев и против вас не стояла целая армия. И тем не менее я ничуть не умаляю ваших заслуг. Мы же десять лет назад не имели возможности выполнить тот же стратегический прием из-за отсутствия природных условий. А самим предложить противнику окружить себя и уничтожить — что же может быть глупее… И осуждать нас трудно…

— Мы по-разному смотрим на некоторые вещи- — Оливье нахмурил брови.

— Да прекратите вы беспочвенные препирательства, — Кнесслер понял, что дело пахнет ссорой. — Забудьте прошлое. Сейчас мы прибыли на турнир, а не на поле сражения. И здесь вовсе не время выяснять, чье оружие более победоносно и при каких обстоятельствах. Пойдемте лучше к герцогу. Я уже отправил посыльного с предупреждением о визите. Герцог, должно быть, нас ждет.

И он показал направление к палатке Сигурда или Зигфрида, как называл датчанина Аббио. Сигурд, как посторонний участник турнира, расположился в общем лагере, а не на королевской сопке. Но тропу, по которой рыцарям предстояло спуститься, при свете костра видно было хорошо. Только недавно эта тропа была почти незаметной тропинкой, но за короткий срок многие ноги так утоптали ее, что тропа стала ведущей на холме, уступая лишь главной дороге.

Князь Бравлин и граф Оливье сухо поклонились друг другу. Но если славянин имел право чувствовать обиду за отвоеванные у него земли, причем эта обида была не проходящей, то франк, по натуре легкий и не злопамятный, через минуту уже улыбнулся. У него-то ничего не отнимали, и вообще не виделось в Европе силы, способной остановить раздвижение Карлом своих границ. Силой была Дания, но Готфрид Скьелдунг молча наблюдал за Карлом и выжидал, не решаясь пока на самостоятельное противодействие. Другая сила — Византия, была слишком далеко и едва справлялась со своими проблемами.

Они двинулись вслед за остальными. И граф вдруг неназойливо взял князя под руку.

— Правильно, — сказал он. — Кнесслер самый рассудительный человек на свете. Я понимаю вашу обиду, и прощаю ее вам, а вы поймите мою гордость и простите ее мне. Забудем это. Не дело воинов таить обиды друг на друга.

Бравлин поклонился на ходу.

— И Кнесслер прав, и вы правы… А я попусту срываю свое раздражение на встречных из-за того, что мне не слишком хочется идти к Сигурду. Мы с ним не самые близкие друзья. Но, как воин, я должен согласиться, что лучше Сигурда не найти кандидатуры для участия в меле. Я не сержусь на вас, граф.