Понсон дю Террайль: Подземелье

Милон попался в ловушку.

— Мне не нужно связывать вас, пойдемте, вы пойдете впереди, а я за вами и при малейшей попытке к бегству всажу вам кинжал в сердце.

— Согласна и на это, — она встала, оправившись, взглянула на Милона и сказала:

— Ты похож на мясника. — И пальцем указала ему на длинный плащ Беруто.

Милон завернулся в плащ, чтобы скрыть покрывавшую его кровь.

Сев в фиакр, Милон почувствовал, что силы его оставляют, ибо кровь его понемногу уходила, но он все-таки держал стилет в руках.

— Зачем вы везете меня на Елисейские поля?

— Оттуда мы отправимся в предместье Сент-Оноре. Ясно, что Василиса хотела только выиграть время. По мере того как экипаж катился по каменной мостовой, силы стали покидать Милона, наконец, он, закрыв глаза, проговорил:

— Ох… я, кажется, умираю.

Улыбка снова показалась на губах тигрицы.

— Я предвидела это…— сказала она себе, — я свободна.

И она, взяв стилет, который Милон уронил, вышла из фиакра, сказав кучеру:

— Мой друг, вот двадцать франков, вы свезете этого человека — он мой слуга — домой. Меня зовут графиня Артова, и я живу в улице Пепиньер.

И она ушла, говоря себе: «Нас двое теперь, мой Рокамболь; не Ивана жизнь мне нужна, а твоя. На тебя перейдет вся ненависть, которую я питаю к Ивану».

Двадцать минут спустя графиня проходила мимо театра Фоли-Мариньи, она должна была остановиться, чтобы дать проехать фаэтону.

Она подняла голову и вздрогнула.

Молодой человек правил лошадьми, возле него сидело восхитительное дитя лет четырех или пяти. Василиса узнала: это был виконт Фабьен д'Асмолль с ребенком.

Она предназначила это дитя адскому гению де Морлюкса.

Василиса вспомнила Петра, мнимого Ивана, которого графиня Артова избила и на которого она могла рассчитывать.

Она нашла его и спросила, намерен ли он еще мстить?

— О, да, — отвечал он.

— В таком случае ступай, седлай лошадь и скачи прямо, ты должен встретить темный фаэтон, запряженный парой вороных лошадей, в нем увидишь человека с маленьким мальчиком, ты должен следить за ним и рассказать мне все.

— Слушаю.

Вернемся к графине Артовой. В кабинете ее сидели Рокамболь, Иван и она; они успели рассказать Ивану все: любовь де Морлюкса к Мадлене, отношения Аженора с Антуанеттой.

— Наказание де Морлюкса, — прибавил Рокамболь, — начнется с того, как он увидит Мадлену под руку с вами.

В это время слуга доложил о приходе Аженора. Он принес все нужные бумаги.

— Посмотрите, — сказал он, — вот купон в сто двадцать тысяч ливров годового дохода, потом дарственная запись на имя Мадлены, далее права на владение землями в Богемии и Венгрии, — полюбуйтесь, до чего сильна страсть моего дяди; к свадьбе уже все готово, я добился, что моя свадьба будет восемью днями раньше, чем дядина. О Боже, — прибавил он в заключение, — Антуанетта наконец моя.

В это время вошел испуганный слуга.

— Сударыня… сударыня… большое несчастье, там на дворе какой-то старик в обмороке и покрыт кровью. Кучер говорит, что его ранила какая-то женщина…

Милон был ранен и, казалось, был мертв, но, к счастью, раны не были смертельны.

Лекарство привело Милона в чувство.

— О, теперь я могу умереть, — прошептал он, открыв глаза. — Вы спасены, господин.

— Спасен? — воскликнул удивленный Рокамболь.

— Да, потому что я хотел ее убить, но она сказала мне, что этим же ударом я убью и вас.

— Придется, быть может, начинать сначала, — проговорил Рокамболь и выбежал…

Петр-мужик отдавал отчет Василисе.

— Догнав фаэтон, против известного каретника Леонорье, я зашел туда. Хозяин обещал, что какая-то коляска будет готова завтра. «В таком случае я заеду с женой», — сказал д'Асмолль. Когда виконт хотел уходить, каретник заметил меня. «Что вам надо?» — спросил он. — «Я русский кучер, — сказал я, — и в ожидании места объезжаю лошадей у многих купцов, если б вы подумали обо мне…» — «Приходите завтра», — сказал он. Только что я хотел уйти, тот господин вернул меня: «Явитесь завтра ко мне. Я виконт Фабьен д'Асмолль и живу в улице Виль л'Евек. Я вас, может быть, возьму». — «Я во всю свою жизнь исполнял только два ремесла: кучера и кузнеца», — проговорил я. — «Вы кузнец? Так не можете ли мнепочинить сани русской работы?» — И я взял на себя починку саней.

— Слушай, — проговорила Василиса, — ты очень смышленый малый; нужно украсть ребенка, которого ты сегодня видел.

Мужик вышел.

Несколько секунд спустя Василиса услышала за собой шум… вошел Рокамболь, держа в руке кинжал.