Понсон дю Террайль - Испанка

— Да, — отвечал Фабьен д'Асмолль.

— И едешь домой?

— Не знаю… быть может, я поеду еще в Елисейские поля… погода чудесная…

— То есть ты хочешь следовать за голубой коляской, в которой сидит очаровательная особа, с которой ты так умилительно раскланялся.

— Любезный Роллан, — сказал обидчивым тоном виконт Фабьен, — острота твоя вовсе неуместна.

— А! Ты обижаешься; уж не жених ли ты прелестной Бланш де Шамери?

— Нисколько, — грустно отвечал виконт Фабьен.

— А ты заметил ландо, в котором сидела молодая особа?

— Заметил; ну, и что же?

— Знаешь, кто эта дама?

— Знаю.

— Ее фамилия тоже де Шамери; это кузина Бланш… Виконт Фабьен д'Асмолль вздрогнул.

— Роллан, — проговорил он взволнованным голосом, — если ты принадлежишь к числу тех наивных провинциалов, которые видят в камелиях герцогинь, то я тебя прощаю.

Роллан де Клэ улыбнулся.

— Дама, с которой я раскланялся, есть госпожа де Шамери, сестра покойного маркиза Гектора де Шамери…

— Довольно! — закричал Фабьен. — Этих слов достаточно, чтобы я был готов перерезать вам глотку, но я испробую все средства к примирению; но прежде скажу вам, что ваша мнимая госпожа де Шамери не более как развратная женщина.

— Виконт Фабьен, — закричал Роллан, побледнев, — вы подлец!

Фабьен вздрогнул.

— Итак, до завтра, — отвечал он яростно.

— Хорошо; я жду ваших секундантов, — сказал спокойно Роллан и уже повернул лошадь.

— — Еще одно слово! — крикнул Фабьен.

— Як вашим услугам.

— Я оскорблен вами, и, зная меня, вы не сомневаетесь, что мы будем драться. Но речь идет теперь не о нас, а о чести семьи, которою играет эта женщина, и я хочу раскрыть вам глаза на ее счет. Так как до этой минуты мы с вами были друзьями, то я уверен, что вы не откажетесь выслушать меня несколько минут, и для этого поедем шагом по аллее.

— Я всегда к вашим услугам.

И они поехали рядом по направлению к заставе Звезды.

— Во-первых, даю вам честное слово, — начал Фабьен, — что буду говорить вам лишь святую истину.

— Я вас слушаю.

— Покойный маркиз де Шамери наследовал своему кузену, маркизу Гектору де Шамери, убитому на дуэли восемнадцать лет тому назад. Ваша Андрэ действительно дочь маркизы, матери Гектора, но она в то же время дочь некоего Брюно, адвоката в Блоа, которого любила вдова де Шамери.

— Это ложь, — вскричал Роллан.

— Андрэ Брюно, а не де Шамери, как вы полагаете, — продолжал спокойно Фабьен, — воспитывалась у своей матери под видом сиротки; после смерти Гектора отец Бланш маркиз де Шамери оставил Андрэ двенадцать тысяч ливров пожизненного дохода, чего не нашел нужным сделать брат ее, маркиз Гектор. После смерти вдовы де Шамери Андрэ нахально и противозаконно присвоила себе имя и этим самозванством пользуется до сих пор.

— Милостивый государь! — воскликнул бешено Роллан.

— Позвольте, дайте мне договорить. Вы влюблены в Андрэ Брюно, и мне крайне неприятно разочаровывать вас, но делать нечего: тут дело идет о чести благородной семьи, и не я виноват, что ваша возлюбленная позволила себе так нахально смотреть на маркизу де Шамери и ее дочь…

— Виконт, — сказал Роллан, остановив свою «лошадь, — я вас слушал, пока хватало моего терпения, но теперь прощайте, до завтра.

Он пришпорил лошадь и поехал мелкою рысью в Флорентийскую улицу, где остановился у дома под № 18.

— Дома госпожа де Шамери? — спросил он у швейцара.

— Дома, пожалуйте.

Роллан де Клэ вошел к госпоже де Шамери весьма бесцеремонно, как к себе в дом.

— Доложите обо мне, — сказал он горничной, взяв ее за подбородок.

Горничная удалилась, а Роллан вошел в гостиную.

— Барышня теперь не может вас принять, — сказала горничная, — она просит вас пожаловать в восемь часов.

Роллан сдвинул брови и, не сказав ни слова, вышел, сел на лошадь и поехал домой в Прованскую улицу.

Роллан де Клэ был еще совсем юноша, без родителей и родных, но с двадцатью тысячами ливров дохода. Однажды, встретив Андрэ в каком-то обществе, он влюбился в нее до безумия и три месяца тому назад сделал ей предложение, которое она как будто не решалась принять, говоря, что она уже слишком стара для замужества.

Андрэ де Шамери была львица. Для Роллана же она была воплощенною добродетелью. Он бывал у нее несколько раз в день; она всегда с радостью его принимала. Но что с ней сделалось теперь?

Придя домой, он сел за письменный стол, написал и отправил по назначению следующую записку.

«Я сейчас только от вас; вы были дома и не приняли меня.