Николай Борисов - Укразия

Лисевицкий внимательно прочел, свернул записку, положил ее в бумажник…

— Игра стоит свеч…

Крепкое пожатие рук… Лисевицкий, подойдя к стойке, налил две рюмки водки…

— За удачный полет. — Дройд чокнулся с ним. — Мы сейчас поедем к ангарам, а через два часа вылетим. Угодно…

— Yes… Я готов… Мне ваш воздух вреден… — Они вышли из лавочки.

На улице та же толпа нарядных женщин, экзотических офицеров, сытых людей волной катилась мимо кафе и сверкающих роскошью и золотом магазинов.

Обрывки фраз, смех, шутки…

Впереди шли два артиста с шансонетками. Один, в пенсне, постоянно его поправляя и подергивая носом, говорил:

— А здорово этот Карин с эстрады… У нас один шиллинг, да и тот со штемпелем.

— Ну, не поздоровится… Арестуют…

— Уже арестовали…

— А этот Павел Троицкий — душка… А propos, Люси, разгадай загадку: в английском фунте десять шиллингов, сколько фунтов у Шиллинга?..

Смех. Артисты замешались в толпе… Лисевицкий и Дройд подошли к извозчику. Извозчик, увидя офицера, ударил по лошадям. Тогда Лисевицкий вынул наган, выстрелил в воздух, и испуганный извозчик остановился…

— Дурак!.. Хам!.. Тебе будет уплачено вперед… Получай… — Лисевицкий вынул донскую бумажку и протянул извозчику… Извозчик, кряхтя, уныло посмотрел на бумажку и пробурчал:

— Что на нее купишь? Дырку от бублика, что ли?..

— Стрельбище… — сказал Лисевицкий, усаживаясь с Дройдом в пролетку.

Извозчик еще раз вздохнул, спрятал деньги в карман и неохотно ударил по лошадям.

Улицы сменялись улицами, потом шоссе, деревья, дачи… Вечер сменился ночью…

За городом пахло морем, и мертвенная луна делала зелеными лица проезжавших мимо офицеров. Луна обращала их в трупы.

В поле было холодно… Дройд ежился, а Лисевицкий жадно вдыхал свежий воздух…

— К черту, мне надоел этот хаос… Командование ничего не знает, все воруют. Ваше обмундирование не доходит до фронта… Зато весь тыл обмундирован шикарно… Жалованья не платят… Офицеры охотятся за большевиками…

— Как это!? Охотятся?..

— Да так… Просто… Зухтер наводит на след большевика, и баста… Начинается ловля…

— А если поймают?..

— Шлепнут, и только…

Ангары вынырнули из тьмы… Блеснул штык часового, и окрик хлестнул воздух.

— Стой, кто идет?..

— Свои… Штык… — крикнул Лисевицкий. Соскочили с пролетки. Подошли к одному из ангаров. Часовой мерно отошел в сторону и утонул в полумраке…

Выкатили из ангара аппарат. Усадив Дройда, Лисевицкий завел пропеллер и вскочил в аппарат в тот момент, когда он, задрожав, тронулся по площадке.

— Доложишь утром, что я вылетел по экстренному приказу командующего в Очаков, — крикнул Лисевицкий.

Лирика… Густые купола деревьев, стог сена, квадраты сжатых полос, грязные улицы с беленькими хатами, ставни с вырезанными сердечками…

Пыль… Крик детворы…

А вверху над всем рокот аэроплана…

Ветер свистел в уши и бил в глаза, Дройд жмурился.

Аппарат стал давать перебои… Лисевицкий выключил мотор и начал планировать, описывая спираль, над селом… Детвора, подняв крик, бросилась бежать по дороге… Пыль… Пыль… и топот сверкающих пяток…

Аппарат спланировал на опушку леса, в кустарник.

— Спланировали неизвестно куда, — крикнул Лисевицкий…

— Лететь нельзя?

— Да, в баке течь…

Энергично втянули аппарат в плеши густого орешника и, беспокойно оглядываясь, начали маскировать его ветками…

А дорога гудела под веселым, ласковым клубом пыли… Мчалась колоритная, загорелая, оборванная, горластая детвора посмотреть вблизи невиданную птицу…

Дройд и Лисевицкий притаились в кустах, зорко следя за каждым движением следопытов, которые рассыпались по всему полю…

Милые, но опасные следопыты…

— Ничего нет… — разочарованно повернули следопыты обратно в деревню… Забыв об аэропланах, помчались по дороге, поднимая мягкую пыль. Только один сильный, коренастый мальчик остался, исподлобья разглядывая еще неубранное сено, покрывающее землю.

Зоркий взгляд заметил легкий след самолета, скользнувшего по сену, и мальчик радостно устремился в кустарник. Лисевицкий не сводил с него глаз и, с беспокойством следя за каждым его движением, пробирался к нему. Мальчик продвигался к самолету через орешник, ломая непокорные сучья, издающие такой шум и треск, что не слыхал осторожных шагов Лисевицкого. А позади немного усталой и развинченной походкой шел Дройд, наблюдая эту сцену и посасывая трубку…