Дороти Даннет: Игра королев

— У его женщин, даже самых настырных, нет стаи гончих собак и двух тысяч вооруженных людей. Ты здесь — единственный, кто может что-то выиграть, продав нас. И что бы ты ни натворил, тебя единственного из всех нас ждет тепленькое местечко среди тех, кто послушен закону. Ты единственный из всех нас испытываешь нездоровый интерес к этике, а твердости суждений в тебе не больше, чем в айвовом семечке, что плавает в стакане глинтвейна. Так вот, либо ты будешь верен той присяге, которую с таким пылом принес мне в прошлом году, либо я поступлю так, как считаю нужным. Я не собираюсь сидеть и ждать, что ты выкинешь в следующий раз.

Скотт, весь дрожа от ярости, ответил:

— О, если хотите, я буду обо всем сообщать вам. О каждом чихе. О желании причесаться на пробор. Но я не могу понять, какое, черт возьми, вам до этого…

— Там был лорд Калтер, — мягко заметил Лаймонд. — Верно? А я мог бы пожелать встречи с Бокклю.

— Ну еще бы. Но я не знал, что Калтер приедет туда. И какую бы присягу я ни давал, вряд ли вы полагаете, будто я дошел до того, чтобы продать родного отца.

— Не знаю, оценит ли он тонкость твоей натуры.

— Я уже сказал, что совершил ошибку.

— И, очевидно, мы тоже.

— Почему, ведь я же здесь, разве нет? — завопил Скотт. — Я не нарушил слова. Ведь это Бокклю…

— После того, как он позволил сбить себя с ног. Наслышан.

— Позволил!

— Бокклю тоже думает головой, а не… Тебе не кажется, что я могу нанести твоей драгоценной семейке куда больше вреда, чем лорд Грей?

— Я…

— И если ты сбежишь, я это непременно сделаю.

— Но…

— А потому, Рыжик, если ты собираешься нарушить присягу, то тебе придется идти до конца. Тебе придется выдать нас всех. На это-то твой отец и рассчитывал. — Молчание. — Ну? — вопросил Лаймонд.

— Вам нечего бояться. Это больше не повторится, — холодно отвечал Скотт.

Лаймонд уставился на него:

— Временами твои речения освежают душу, а временами ты сам не думаешь, что плетешь. Я и так не боюсь. Я и сам знаю, что это больше не повторится. Я жду извинений.

Ответ Скотта был неразборчив, и Лаймонд вплотную подошел к юноше. Его ездовой костюм, вычищенный после возвращения из Танталлона, сидел, как влитой, волосы сверкали, будто стеклянные, и напевный голос звенел им под стать. Лаймонд был безукоризненно, удручающе трезв.

— Если тебе неймется потягаться лично со мной, милости просим. Можешь попробовать. Но я не позволю тебе ставить под угрозу жизни шестидесяти человек ради твоих оскорбленных чувств и мальчишеских бредней. Что бы ни было у тебя на уме, но ты попал в ловушку, а вместе с тобою едва не попали мы; и не важно, кто устроил ее — твой отец или кто-то другой. Намерения, твои или чужие, не имеют значения. Они никогда ничего не значат и никогда никого не извиняют: заруби это себе на носу. Если бы я рассказал хоть одному из твоих дружков, которые сейчас в Кроуфордмуире, о том, что случилось, они ободрали бы тебя как липку и были бы правы. В следующий раз не премину им сообщить. Тебе ясно?

Это было ужасно несправедливо, и Скотт, используя первое оружие, оказавшееся под рукой, в ярости выпалил:

— Не вам бы говорить! Почему меня должна заботить их судьба? Вы, не задумываясь, продадите любого из нас, если хорошо заплатят. Разве что вам больше нравится взрывать монахинь.

Наступила жуткая тишина. Потом, тщательно выбирая слова, Лаймонд произнес:

— Опрометчиво, Скотт. Никогда не говори с чужих слов. И в особенности на эту тему. А теперь убирайся с глаз моих долой.

Добавить к этому было нечего. Скотт вышел, сел в седло и направился в Кроуфордмуир, едва осознавая, что из всех стычек между ними эта была первой, в которой он так или иначе не спасовал.

Скотт ехал на запад, а его отец направлялся на север.

Не сразу Бокклю, испытавший горькое разочарование, подумал о том, откуда же Калтер мог узнать об их встрече с Уиллом. Он рассказал Сибилле, но та не меньше его желала держать Калтера подальше от Уилла и Лаймонда. Но кто же тогда?

Он задумался. Только один человек мог видеть записку и предпринять действия, которые привели бы к сегодняшним событиям, — Дженет. Руки сэра Уота крепче вцепились в поводья. Дженет! «Черт побери, — подумал Бокклю, — я научу эту дрянь не совать свой нос в мои дела!» И, подняв голову к небу, он пустил лошадь рысью, спеша в Бранксхолм.

Свет на юго-востоке был каким-то необычным — в низких тучах сквозил алый оттенок. Сэр Уот, не веря своим глазам, разглядывал небо, а потом пришпорил лошадь и галопом понесся навстречу пожару.