Райнер Шрёдер - Амулет воинов пустыни

— Святой Христофор! Нет! — невольно воскликнул Герольт при виде ее слез.

— Ну, вот и все, — прошептала она.

Окончательно проснувшиеся рыцари вскочили со своих коек. Тарик взмолился:

— Ради Бога, Беатриса! Только не говори, что Морис… умер…

Девушка помотала головой, и на ее заплаканном лице засветилась улыбка.

— Нет, Господь не оставил его без защиты, — сдавленным голосом произнесла она. — Все хорошо. Он жив. Жар совсем уже спал. Морис даже говорил со мной и выпил целую кружку бульона. Самое худшее позади. Он выздоравливает. Скоро он сможет вставать.

Не говоря ни слова, рыцари перекрестились и встали на колени, чтобы вознести Всевышнему благодарственные молитвы. Их брат-тамплиер и верный друг был спасен!

Помолившись, рыцари тут же отправились к Морису. Они желали сами убедиться в том, что их друг выздоравливает. Им также хотелось обменяться с Морисом хотя бы парой слов.

Но разговор с больным пришлось отложить на другое время. Когда рыцари вошли в каюту француза, тот крепко спал. Спокойное, размеренное дыхание Мориса действительно свидетельствовало о том, что он чувствовал себя лучше.

Француз проснулся днем. Он уже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы поговорить с друзьями. Рыцари рассказали Морису, как близко он подобрался к смерти и что своим выздоровлением он обязан Беатрисе, которая заботилась о нем днями и ночами, ни на шаг не отходя от его постели. Они наперебой пели ей хвалебные гимны. Но каждый из рыцарей помнил, что рано или поздно им придется побеседовать с Морисом о его попытке достать Святой Грааль. И никто не хотел начинать этот разговор первым.

Наконец его завел сам Морис. Он дотронулся рукой до уже зажившей раны на своей щеке и удивленно спросил:

— Скажите, откуда у меня это?

В каюте воцарилась гробовая тишина. Некоторое время Герольт, Тарик и Мак-Айвор украдкой обменивались взглядами. Каждый надеялся, что Морису ответит другой, найдя при этом нужные слова.

Морис тут же заметил, что его вопрос вызвал замешательство друзей.

— Что с вами? Что такого страшного я сказал?

Герольт вздохнул.

— Ты уже ничего не помнишь?

— О чем я должен помнить? — наморщил лоб Морис. — Наверное, я метался в жару, и вам пришлось меня укрощать? Да?

— Он и в самом деле не помнит, — проговорил Тарик.

Морис выпучил глаза.

— О Господи, да не томите же меня! Говорите, откуда у меня эта царапина! Скорее же!

— Скажи ты, Герольт, — предложил Мак-Айвор.

— Благодарю за возможность, которую ты мне любезно предоставил, — мрачно ответил немец. Он свирепо взглянул на Мак-Айвора и обратился к Морису: — Нам и в самом деле пришлось укрощать тебя, поэтому у тебя на щеке оказалась рана. Но дело не в том, что ты метался в бреду, а в том, что ты тайком вынес из нашей каюты черный куб, заперся с ним у себя и пробовал достать священную чашу, чтобы из нее выпить.

Морис побледнел.

— Это… это, наверное, шутка. Плохая к тому же.

— К сожалению, нет, — возразил Тарик. — Все было именно так. Мак-Айвору пришлось ломать дверь, и в последний момент он сумел мечом выбить из твоей руки кинжал. Иначе случилось бы несчастье. Ты уже просунул пальцы сквозь стенку куба. Оттуда, изнутри, выходил яркий свет, который мог нас всех ослепить.

Мак-Айвор кивнул.

— К сожалению, в этот момент ты качнул головой, и мой меч встретился с твоей щекой. Будет жалко, друг, если у тебя на щеке останется шрам. Но у меня не было выбора. Все произошло слишком быстро.

Морис побледнел пуще прежнего. Он наконец понял, что могло случиться, если бы Мак-Айвор и Герольт своевременно не вмешались. Он прикрыл глаза и попытался овладеть собой. Когда француз поднял веки, его глаза были влажными. Видимо, он боролся со слезами.

— Я ничего не могу вспомнить, — произнес он дрожащим, сдавленным голосом. — Но это ничего не меняет. Я так ужасно… опозорился. Я оказался недостоин быть рыцарем Святого…

— Не говори так, — торопливо перебил его Герольт. — Ты вовсе не опозорился. Ты был смертельно болен, Морис! Жар помутил твой рассудок и заставил тебя это сделать. Ты не должен стыдиться или считать себя недостойным быть рыцарем Святого Грааля.

Тарик и Мак-Айвор тоже принялись убеждать Мориса, что самое плохое удалось предотвратить и что никто из его друзей при этом не пострадал.

— Правда, с полной уверенностью я бы так не сказал, — добавил Мак-Айвор, пытаясь закончить этот разговор на шутливой ноте. Сделанным раскаянием в голосе он продолжил: — Если на щеке у тебя останется шрам, я буду повинен в том, что придал твоему красивому лицу немного лихости. Ведь тогда тебе просто деться некуда будет от поклонниц!