Олег Рясков - Записки экспедитора Тайной канцелярии. К берегам Новой Англии

— Поутру боярский сын Жуков Михаил был найден, в чем мать родила, на городской площади, привязанный к ослу. После того как его поймали, учинили розыск злоумышленников.

— Поймали кого? — прервал доклад Ушаков.

Туманов взглянул в бумагу и, удостоверившись, что все в ней так и написано, как он только что объявил, повторил:

— Его…

— Поймали сына боярского или осла?! — повысил голос граф.

Туманов еще раз сверился с бумагою:

— Так тут не сказано.

— Да-а-а! — в сердцах скомкал салфетку Андрей Иванович. — Совсем писать разучились… Черти, чем занимаются… ослами привязанными! Ну и далее что?

Туманов продолжил:

— Нашли злоумышленников среди учеников капитанской школы…

Ушаков вырвал у него из рук бумагу и прочитал фамилии.

— И это будущее российского флота… — Он был возмущен до глубины души. Вот что значит без глазу хозяйского Русь-матушку оставить. — Н-да! Был бы жив государь… Ладно. Еще что?

Субординация, которой Туманов был обучен, не позволила ему взять тот лист, что патрон с гневом бросил на стол, а потому он перешел к чтению следующего:

— Морской офицер Плахов… убил некого фискального чиновника Хромова… в поединке в доме Воронцова. Причиной ссоры явилась сестра Воронцова, крепостная по рождению девка Анастасия.

— И кто этот Плахов?

— Сказано, что геройски проявил себя в Северной войне, — провел пальцем по строкам офицер, — командовал абордажной командой, хитростью захватил шведский порт, представлен к награде.

Под ложечкой сладко заныло. Так было всегда, когда чувствовал Ушаков, что дело складывается.

— И где он сейчас? — блеснул в глазах Главы Тайной канцелярии знакомый Туманову с давних пор азарт.

— Так в Приказе! — отрапортовал офицер.

— Федор! — крикнул Андрей Иванович. — Карету вели закладывать. В Приказ поедем.

Так и осталось куриное яйцо недоеденным, а чай недопитым. Пришлось Егорке прикончить овсяную кашу, что каждое утро готовила Пелагея для барина. Каша в этот раз была особенно вкусна, расстаралась кухарка. Только вот одно Егора огорчало: барин-то голодным уехал.

Семен Плахов впервые пребывал в казематах Петропавловки. Слышал о них много, а вот самому как-то не доводилось. Да и как он, бравый морской офицер, не раз вступавший в отчаянный поединок с врагом, мог подумать, что будет стоять в сем страшном месте и держать ответ за убийство христианина? Хотя можно ли человека, что способен играть в карты на живую душу, христианином именовать? Но как бы там ни было, не хотел ему Семен зла.

Права Анастасия Афанасьевна — горячая у него голова. Сначала сделает, а потом уж думает, как выпутываться будет. Ну, такое уж у него ремесло. В нем без решимости никак нельзя. Не раз она его выручала, а тут вот подвела. Да ладно бы его самого, а то вот и… Мысль о том, что любимая сейчас здесь же в сырых подвалах Приказа, что грозит ей страшное наказание, была невыносима. Желание спасти ее предавало Плахову духу.

— Значит, сказываешь, шпагу первым вытащил Хромов? — начал дознание тучный судья. Он сидел во главе стола и явно был председательствующим.

— Точно так, — согласно кивнул Плахов. — Я же уже говорил.

— А ты разве смертию ему не грозил перед этим? — затараторил второй судья, что сидел по правую руку от председателя. — Он же не просто так оружие свое достал?

— Сказывал, чтобы подобру-поздорову шел… — Плахов с трудом подыскал нужное слово: — Домой…

— А что причиной ссоры стала девка крепостная Воронцова Анастасия, подтверждаешь? — председатель попытался навести Плахова на нужный ответ.

— Да она-то здесь вообще ни при чем… — начал Семен, но тут же был прерван вторым судьей.

— А не она ли через свою служанку подговорила тебя на смертоубийство Хромова?

— Да я и знать-то не знал, что там случилось. Служанку спросите, она сказала, что Воронцов на свою сестру в карты играет, я и побежал.

— Побежал зачем? Убить Хромова? — настаивал председатель.

— Нет. Помешать я хотел такому злодейству.

— А вот некто Стрешнев говорит, — второй судья указал в бумагу с показаниями, — что ты грозился Хромову…

Но стрешневскому доносу не суждено было быть оглашенным до конца. Дверь каземата заскрипела, и в проеме возникла фигура Ушакова. Его трость отмерила несколько шагов по каменному полу, а голос, оттолкнувшись от низких сводов, заставил всех прочих замолчать.