Максим Войлошников - Декабрист

— Такая горячность делает честь вашей молодости! — отметил Лунин, сам отличавшийся отменной храбростью и немалым гвардейским бузотерством. Прапорщик действительно был молод, несмотря на свой грозный вид. Впрочем, разница между обоими собеседниками составляла не более шести или семи лет.

— Наши отступают или наступают? — поинтересовался Ломоносов, высовываясь из-за фашин. Он увидел, что кирасиры, сметя вражеских солдат со склона, поспешно уходят из-под огня приближающейся французской части.

— Без вас атака захлебнулась! — повернулся он к Лунину.

— Черт возьми, я их остановлю! — Лунин бросился вниз, наперехват всадникам. Однако что можно было сделать против свежего стрелкового полка расстроенным эскадроном конной гвардии?

Ломоносов огляделся в поисках подмоги. Подходящие к позициям пехотные резервы видны на расстоянии какой-то полуверсты. Но они не успеют на батарею прежде французов. Внезапно прямо в тылу кургана он замечает коричневые мундиры Ахтырских гусар. Два эскадрона, триста с лишним человек замешкались, — только что шальным ядром убило штаб-ротмистра, командира дивизиона. Он лежит на земле рядом со своей лошадью. Рядом стоит растерянный молодой поручик, эскадронный командир, видимо только назначенный. Именно ему надлежало принять командование, однако он пребывал в растерянности. Гусары столпились, не получая приказания — идти в атаку или отходить. В этот драматический момент с батареи, точно коршун на добычу, на гусар сверзился рослый пехотный прапорщик в порваном, почерневшем от пороха и крови мундире, вооруженный кирасирским палашом. Железной рукой он схватил оставшегося без всадника коня, одним махом взлетел в седло и взмахнул оружием. В тот же миг эскадроны услышали рев, заглушающий пушки:

— Ахтырцы, молодцы, слушай меня! Кругом смерть, жизни нет, все будем у Бога! Враг идет на батарею! Разобьем его! Перед Богом станем с честью! Слушай команду! К атаке в колонну, повзводно, левое плечо вперед! С места! Марш! Марш! — подчинившись магнетической силе этого нечеловеческого рева, гусары моментально выстроились в боевой порядок и вылетели из-за батареи на ничего не подозревающую французскую колонну. К русским стремительно приближаются кивера, стволы, растерянные лица. Французы не успевают выстроить каре, их залп звучит жидко и нестройно. Налетели! Передние всадники, жертвуя обезумевшими конями, таранят и разбрасывают вражеские штыки — вопли, удары сабель, впереди, точно демон, огромный растерзанный пехотный прапорщик на гусарском коне.

Перед глазами Ломоносова справа мелькнуло раззявленное криком усатое лицо, косым ударом палаша он перечеркнул его. Слева его пытались ткнуть штыком, он махнул клинком туда. Палаш отбил вражеское оружие и врезался во что-то. Прапорщик не медлит. Удар! Еще удар! Еще! Направо, налево, не разбирая, кого и как!

Атакующая колонна прорезает французский отряд, точно нож, совершенно уничтожив целый батальон. С другой стороны уже мчится на врага кавалергардский эскадрон во главе с Луниным. Кавалергарды врубаются во вражеские порядки. Совместная кавалерийская атака с обеих флангов, противоречащая войсковым уставам, приводит полторы тысячи французов в полное расстройство. Те, кто не бежал и не пал под ударом, вместо того чтобы занять батарею, поспешно выстраивают два батальонные каре. Они готовятся отразить следующую кавалерийскую атаку. Но, после первой атаки, на конях осталось не более половины гусар и кавалергардов. Гусарский поручик, уцелевший в схватке, наконец, вспомнил свои обязанности. Шансы на повторный успех ничтожны. К тому же рядом с русской кавалерией начали падать французские ядра. А это плохой признак.

— Надо командовать аппель, или нас здесь положат! — кричит он Ломоносову, и, повернувшись к своим людям, командует: — Слушай меня! Трубач, труби отход! — Раздается тревожный сигнал трубы, гусары поворачивают коней и скачут назад, к своим порядкам.

— Я атаковал без приказа, положил людей — не сносить мне головы, — мотает головой очумелый гусар.

— Не переживайте, поручик! — Лунин уводит своих людей вслед за гусарами, и едет рядом с их командиром. — Сошлитесь на то, что приказ об атаке отдал я. Как гвардеец я имею старшинство!

Всадники скрываются в тылу батареи. Теперь они должны примкнуть к своим частям. Прапорщик Ломоносов протягивает руку Лунину, и кавалергард крепко пожимает ее:

— До встречи, прапорщик!

Но Ломоносов теперь может примкнуть лишь к своей дивизии — его полка более не существует.