Аркадий Крупняков - Пояс Ипполиты

- Ты, Бакид, пойдешь на мою триеру,- приказала Атосса.

- Почему? Я вольный скиф...

- Кто из нас вольный скиф, скажут царь Гекатей и царевич Левкон. Уж не думаешь ли ты, что я, оставаясь здесь в этом скопище мужиков, буду постоянно говорить с ними. Этим будешь заниматься ты.

- Но я с корабля царицы, и...

- У нее есть Перисад. Он молод и, смотри, как лихо крутит ус, и как жадно глядит на него Годейра. А мы с тобой старики... Пойдем ко мне, вольный скиф. На триеру они переправились впятером. Атосса, Агнесса, Ферида, Мелета и Бакид.

- Ты, Ферида, и ты, Мелета, более на весла не садитесь. Молодые будут спать на носу, мы с тобой, Ферида, на корме, а вольный скиф - на воле.

Все разбрелись по триере в молчании.

Атосса не отошла от трапа, села тут же на горку старых парусов, поставила локти на колени, уперла руками подбородок и замерла в раздумьях.

Когда Агнесса увидела ее, она поразилась. Где гордая, властолюбивая, непреклонная Священная? Она была похожа на нахохлившуюся ворону с опущенными крыльями. У нее был жалкий вид. У Агнессы защемило под сердцем, и она подумала, что мать, в сущности, совсем одинока и глубоко несчастна. Единственное что у нее есть, так это она, Агнесса, но был ли миг нежности между ними? Первые годы Агнесса смотрела на неё свысока - она, богорожденная, не считала ее матерью. Потом стало известно про этого идиота пастуха, и Агнесса даже возненавидела мать. Затем жертвенная кровь на алтаре, спасение от огня. Но все это не прибавило родственных чувств девушке, и они продолжали жить вместе хуже, чем врозь... «А ведь она мать, и ей, наверно, хотелось дочерней ласки», - подумала Агнесса, и болезненная жалость коснулась ее души. Она тихо подошла к матери, положила руки на ее опущенные плечи, обвила шею и прижалась к ней.

- Ну, ну,- Атосса сбросила руки дочери.- Что это еще за нежности? Ты словно не амазонка.

- Как ты не понимаешь, мама...

- Этого можно было ожидать от Мелеты, но ты - дочь Фермоскиры...

- А чем Мелета хуже меня?

- Тем, что в ней нет ни единой капли амазонской крови. Она из отребья человечества.

- Неправда! Я все знаю. Ее мать Лота, она в прошлом гетера, а они у эллинов считались лучшими женщинами. Ее отец архистратег - он смел, умен, богат и благороден. Она, по крайней мере, знатнее во многом некой дочери пастуха!

- Замолчи, Несси!- воскликнула Атосса с надрывом,- Ты не дочь пастуха, ты дочь богини Ипполиты!

- Снова вранье,- Агнесса попыталась отойти от матери, но мать задержала ее руку.

- Мне ли это не знать, Несси. Я не рожала тебя, я не знала никакого пастуха. Я вообще никогда не рожала. Я ведь с детства храмовая!- и Атосса рванула Несси за руку, привлекла к груди, крепко обняла и зарыдала; Несси тоже прижалась к ней, и они обе заплакали навзрыд.

- О, боги!— вдруг воскликнула Атосса.- Значит, мы обе не амазонки!

- Почему, ипподоси?

- Амазонки не плачут! Вспомни заветы богини!

Агнесса выпрямилась, торопливо вытерла слезы на глазах, села рядом с матерью. Она почему-то сейчас поверила в то, что она богорожденная, и ей нельзя плакать.

- Это проклятие твоей настоящей матери - Великой наездницы, мы уже давно ревем, как белуги. Вспомни время, когда мы впервые сели за весла, на Фермодонте нам казалось, что мы кричали от гнева, но мы выли, выли, выли! Все! Я и ты тоже.

- Да, ипподоси, да! Я тогда исходила слезами, только скрывала это.

- А когда, голодные, на триерах мы начали есть конское соленое мясо. Разве не выли мы тогда?! А совсем недавно, на меотийской волне?

- Я не выла. Я была пьяной.

И Несси вспомнила ночь, проведенную с царевичем. Обе женщины замолчали, каждая думала о своем.

- Он сдержал клятву?- вдруг спросила Атосса.

- Какую?- Агнесса сделала вид, что не поняла вопроса.

- Не приставал к тебе?

- Не приставал. Это я к нему приставала. Я не как ты, я не могу обманывать. Я сказала ему, что я вдова... и у нас все было. Он, я думаю, любит меня, да и я тоже...

- Ты что-нибудь понимаешь в любви?

- А ты?

- Откуда? Вот ты сказала, что Левкон любит тебя. Ты думаешь, что он переспал с тобой ночь и уже любит? И ты его тоже.

- Сказала же, я не знаю, как любят. Но мне было с ним хорошо.

- Поговори с Мелетой. Она, по-моему, любит своего черномазого по-настоящему.

- Я не об этом. Ты сказала, что не знала любви.

- Почему не знала... Храмовые любят только богов.

- И ты хочешь обречь и меня на такую любовь?

- Не я, боги тебя обрекли на службу храму, и тебе никуда от этого не уйти. Поэтому забудь прошедшую ночь, забудь царевича - помни одно - ты богорожденная. Я сделаю тебя не просто храмовой жрицей высокого сана, я сделаю тебя богиней. Мы вернемся в Фермоскиру, мы возродим ее. Это нужно не мне, я много ли наживу, это нужно тебе и Фермоскире. А цари меняют цариц, как мы меняем щиты и копья. Твой Левкон, даже если сделает тебя царицей... А богиня вечна и неизменна. Вон идет Мелета, поговори с нею. Я устала и прилягу.