Cecil Forester: Лейтенант Хорнблауэр

– Я приказал мистеру Вэйларду сверить часы, сэр, – сказал Буш.

Ему не хотелось вмешиваться, но вмешаться было все-таки легче, чем просто стоять и слушать. Капитан посмотрел на него так, словно впервые увидел.

– Вы, мистер Буш? Вы прискорбно заблуждаетесь, если полагаете, что в этом молодом человеке есть хоть капля хорошего. Разве что… – лицо капитана на мгновение исказил страх, – разве что вы сами замешаны в этом позорном деле. Но ведь это не так, мистер Буш? Я всегда был о вас лучшего мнения, мистер Буш.

Испуганное выражение сменилось чарующим благодушием.

– Да, сэр, – ответил Буш.

– Весь мир ополчился против меня, но я всегда полагался на вас, мистер Буш, – сказал капитан, бросая беспокойные взгляды из-под бровей. – Так что вы должны радоваться, когда это дьявольское отродье получает по заслугам. Мы добьемся от него правды.

Буш чувствовал: быстрый на язык и сообразительный человек мог бы использовать новое настроение капитана, чтобы вызволить Вэйларда из беды – разыграв верного друга, высмеять в тоже время мысль о заговоре, успокоить страхи капитана. Так он чувствовал, но не полагался на себя.

– Он ничего не знал, сэр, – сказал Буш, выдавив ухмылку. – Он не отличит гик от ватерштага.

– Вы так думаете? – с сомнением произнес капитан, качаясь на каблуках вместе с кренящимся судном. Казалось, он поверил, но тут ему в голову пришли новые соображения.

– Нет, мистер Буш. Вы слишком честны. Я это понял, как только вас увидел. Вы не знаете, в какую пучину зла может погрузиться человек. Этот негодяй вас обманул. Обманул вас!

Голос капитана перешел в хриплый визг. Вэйлард повернул к Бушу побелевшее, искаженное от страха лицо.

– Право, сэр… – начал Буш, снова выдавливая ухмылку, похожую на оскал черепа.

– Нет, нет, нет, – орал капитан. – Правосудие должно совершиться! Правда должна выйти на свет! Я ее от него добьюсь! Старшина-рулевой! Бегите на нос и скажите мистеру Буту идти сюда. И его помощникам.

Капитан заходил по палубе, как если бы открыл выпускной клапан, сбрасывая лишнее давление. Неожиданно он обернулся:

– Я от него добьюсь! Или он за борт выпрыгнет! Вы меня слышите? Где боцман?

– Мистер Вэйлард не закончил проверять часы, сэр. – Буш предпринял последнюю слабую попытку оттянуть дело.

– И не закончит, – сказал капитан.

Вот и боцман, семенит короткими ногами, за ним два помощника.

– Мистер Бут! – сказал капитан. Его настроение снова изменилось, на губах играла невеселая улыбка. – Возьмите этого негодяя. Справедливость требует, чтобы вы снова занялись им. Еще дюжина ударов тростью, да как следует. Еще дюжина, и он запоет, как миленький.

– Есть, сэр, – сказал боцман, но он колебался. Это была моментальная картинка: капитан в хлопающем сюртуке, боцман просительно глядит на Буша, дородные боцманматы стоят за ним, словно истуканы; рулевой, внешне безразличный ко всему, держит штурвал, глядя на марсели; несчастный мальчик сжался возле нактоуза – все это под серым небом, а кругом колышется серое море, раскинувшееся до безжалостного горизонта.

– Отведите его на главную палубу, мистер Бут, – сказал капитан.

Это было неизбежно; за словами капитана стояла власть парламента и освященная веками традиция. Поделать ничего было нельзя.

Вэйлард положил руки на нактоуз, словно собирался вцепиться в него и держать, пока его не утащат силой. Однако он опустил руки по швам и последовал за боцманом. Капитан, улыбаясь, проводил его взглядом.

Буш был рад, когда его отвлек старшина-рулевой, доложивший:

– Десять минут до восьми склянок, сэр.

– Очень хорошо. Будите подвахтенных.

Хорнблауэр появился на шканцах и подошел к Бушу.

– Не вы должны меня сменять, – сказал Буш.

– Нет, я. Приказ капитана.

Хорнблауэр говорил без всякого выражения. Буш уже привык, что офицеры на корабле держатся скрытно, и знал, по какой причине. Однако любопытство заставило еще спросить:

– Почему?

– Мне назначено двухвахтное дежурство, – бесстрастно сказал Хорнблауэр. – До дальнейших распоряжений.

Говоря это, он смотрел на горизонт; лицо его не выражало никаких чувств.

– Плохо дело, – сказал Буш и тут же засомневался: не слишком ли он далеко зашел, выразив таким образом сочувствие. Но поблизости никого не было.

– В кают-компании не давать мне спиртного, – продолжал Хорнблауэр, – до дальнейших распоряжений. Ни моего, ни чьего-либо еще.

Для некоторых офицеров это было наказание похлеще, чем двухвахтное дежурство – четыре часа на посту и четыре часа отдыха – но Буш слишком мало знал о привычках Хорнблауэра чтобы судить, так ли это в его случае. Он собирался снова сказать «плохо дело», когда дикий вопль, прорезавший шум ветра, достиг их ушей. Через мгновение он повторился еще громче. Хорнблауэр, не меняясь в лице, смотрел на горизонт. Буш, глядя на него, решил не обращать внимания на крики.