Владимир Куницын - Спецназ Его Императорского Величества

Николай решительно подошел к Шмиту и вежливо, но с каким-то вызовом попросил подзорную трубу. Генерал формировал очередной батальон, не разбирая вырвавшихся наконец из леса артиллеристов, кавалеристов и пехотинцев. Оторвавшись на секунду, он посмотрел на корнета проницательными серыми глазами. Кажется, Шмит понял состояние Данилова, потому что улыбнулся, тихонечко, лишь самыми уголками губ, и без слов отдал трубу.

— Французы! Подкрепление!

Николай громко закричал, разглядев мундиры приближающихся гусар. Шмит сразу встрепенулся, могло показаться, что он ждал этого вскрика или чего-нибудь подобного. Почти минуту изучал обстановку в подзорную трубу, взятую у Данилова.

— Дюпон! — Шмит проговорил лишь одно слово.

Генерал подобрался, движения приобрели стремительность, даром, что квартирмейстер. Он остановил немолодого рыжеусого унтер-офицера, только что вышедшего из леса вместе с десятком рядовых, и попытался объяснить, что нужно передать Дохтурову. Унтер-офицер не понимал по-немецки.

— Разрешите отправиться с донесением, — Николай почувствовал: вот он, его шанс.

— Вы хотите оставить меня без переводчика, корнет? В таком случае лучше с донесением идти мне. Переведите приказ — найти генерала Дохтурова и доложить о приближении корпуса Дюпона.

Голос Данилова даже не дрожал, он смирился. Первый бой придется быть наблюдателем. Такие карты бросила судьба, последний шанс растаял, как снежинка на ладошке.

Все дальнейшее напоминало урок для молодых генералов. Дохтуров встретил Дюпона Вятским полком, пушки по-прежнему были направлены против Мортье. Генерал полагал, что загнанная в ловушку дивизия подобна раненому зверю. Милорадович, между тем бросая в бой все новые силы, заставлял Мортье обороняться, а не собирать колонны для прорыва.

Дохтуров, зажатый между двумя французскими дивизиями, не терял присутствия духа. Дюпону, несмотря на значительный перевес в силах, мешала теснота долины. Мортье не мог провести решительную атаку, не повернувшись к Милорадовичу спиной. Русский отряд, конечно, мог уйти в горы той дорогой, которой пришел. Но он и не собирался отходить! Отбиваясь ружейным огнем и штыками от наседающих французов, русские полки, казалось, вросли в этот кусок ровной земли между водой и горами.

Незаметно подкрались сумерки. Николай ничего не видел, кроме вспышек выстрелов, но по ним нетрудно было определить, что прорвать позиции русских врагу не удалось. Шмит смотрел в трубу, но, судя по тому, как долго он вглядывался в темноту, ничего рассмотреть не удалось.

Труба выпала из руки, и это случилось так буднично, что корнет ничего не понял. Просто генерал опустил руку — и выскользнувшая труба с глухим стуком упала на землю. Он сначала медленно наклонился к Данилову, потом, словно передумав, резко качнулся в другую сторону, потому что ноги подкосились, и Шмит, разом ставший грузным и мешковатым, сел на землю. Он замер на секунду, потом опрокинулся на спину, неловко поджав ноги. Последней неестественно далеко откинулась рука, та самая, которая несколько секунд назад держала трубу, словно хотела покинуть хозяина, но в последний момент передумала.

Николай не попытался помочь, хотя и стоял рядом, только удивленно смотрел, ничего не понимая, даже когда разглядел, как около уха медленно расплывается кажущееся черным пятно. Тогда ему даже не пришла мысль, что пуля могла попасть и в него. Он просто стоял над генералом — первым человеком, убитым на войне рядом с ним.

Серый мглистый рассвет застал отряд Багратиона, потерявшего около трети солдат отставшими в горах, когда тот уже спустился со снега. Какое это удивительное зрелище! Словно кто-то нарисовал идеально ровную горизонтальную линию по склонам гор и выкрасил все, что выше, в белый цвет. Низкие, лижущие вершины рваные темные облака медленно ползли с запада. Внизу у реки в утреннем тумане, таком обычном для ноября в этих местах, прятались маленькие австрийские деревни и дорога — та самая, которую отряд должен оседлать, по которой нельзя пропустить врага.

Драгунский полк, в котором служил Данилов, по приказу Кутузова переданный Багратиону, смог совершить переход практически без потерь. Николай был уверен, что теперь, когда он ушел из-под командования Дохтурова, судьба будет благосклонна. Там, где Багратион, там бой, там победа! А уж он, корнет Данилов, можно не сомневаться, покажет себя настоящим русским офицером! Он видел, как, стоя на пороге избы, перекрестил Кутузов в спину уходящего Багратиона. Нетрудно догадаться — дело ожидалось тяжелое. Так может, это и к лучшему? Появится настоящая возможность проявить себя. Два дня прошло, а Николай все еще мучился, вспоминая последний бой. Как будто это он не уберег австрийского квартирмейстера. У него и дел-то не было, кроме как при генерале переводчиком состоять.