Владимир Куницын: Спецназ Его Императорского Величества

Генерал-лейтенант указал на высокий холм, взметнувшийся над долиной.

— Оттуда вам будет отлично видно поле боя. Стройте в колонны всех отставших и направляйте следом. А вы, корнет, — Николай вдруг увидел, что Дохтуров смотрит прямо на него, — останетесь при генерале.

С холма действительно открывался прекрасный вид. Далеко на востоке шла перестрелка между передовыми отрядами Мортье и Милорадовича. Еще дальше были видны колонны подходящих русских войск. Внизу, прямо под ногами, французы, выбитые из деревни, отступали под ударами русских полков. Ловушка захлопнулась. Дохтуров уже приступил к организации обороны, понимая, что Мортье некуда деваться, кроме как атаковать его отряд. Артиллеристы, пришедшие вместе с пехотой в пешем строю, готовили позицию для трех пушек, отбитых у врага.

Николай стоял на наблюдательном пункте и кусал губы, чтобы не расплакаться. Это был его бой, первый настоящий бой, а не какой-нибудь выдуманный или учебный. Как радовался он, выпускник Пажеского корпуса, добившись назначения в Московский драгунский полк! Все уже знали, что тот отправится в Австрию в составе корпуса Кутузова.

Офицерская служба Данилова началась месячным маршем по пыльным дорогам Силезии и Моравии. Потом пришли вести о поражении австрийцев под Ульмом, вступивших в сражение с Наполеоном, не дождавшись подхода войск Кутузова. И началось отступление. Две недели корпус шел усиленным маршем, пытаясь оторваться от преследующей французской армии. Арьергардом командовал Багратион, которому и пришлось принять участие во всех схватках, сдерживающих французов, а колонна под командованием Дохтурова шла в авангарде. Каково? Авангард отступающей армии. За полтора месяца службы на войне корнет Николай Данилов не принял участие ни в одной, даже самой незначительной, стычке с врагом. И вот теперь, когда участие в настоящем деле становилось реальным, его вдруг отправили на наблюдательный пункт.

Французы, оказавшись в мешке и осознав ужас своего положения, сразу же прекратили давление на войска Милорадовича. Но теперь уже он сам, укрепившись подошедшими полками, начал методично выдавливать противника к деревне, занятой отрядом Дохтурова. Мортье отдал приказ драгунам разорвать кольцо окружения.

Сверху Николай видел, как по неширокому ровному участку низины, раскрашенной пятнами мокрого грязного снега, разгонялись три-четыре эскадрона, нацеливаясь в центр позиции Дохтурова. Пехотинцы смыкали ряды, готовясь отразить удар. С двухсот шагов прицельно ударили картечью все три орудия, имеющиеся в распоряжении русских. Драгун попадало так много, что казалось, что каждая картечина нашла цель. А когда до французов оставалось не более сотни шагов, дружно ударил залп первой линии пехоты и почти сразу за ним — второй. Ружейный огонь смешал ряды атакующих эскадронов, убитые и раненые лошади падали, сбрасывая седоков. Несущиеся следом всадники налетали на упавших и, падая сами, создавали гигантскую кучу-малу, в которой эскадроны драгун теряли главные козыри — стремительность атаки. Медленно движущиеся из-за того, что приходилось объезжать тела людей и лошадей, всадники представляли отличные мишени для пехоты, где первая линия уже успела поменять свои ружья на заряженные, поданные из задних рядов. Ответные выстрелы драгун ничего не могли изменить, они лишь свидетельствовали, что атака захлебнулась.

Около половины французов все-таки доскакали на расстояние прицельного пистолетного выстрела, но в это время русские батальоны бросились вперед, несущаяся людская масса смяла и без того уже расстроенные ряды драгун.

Французы наносили удар узким клином, пытаясь прорвать оборону русских на позиции, занимаемой одним батальоном, но это не удалось, не потребовалась даже помощь резервной роты, спешно выдвигающейся к точке возможного прорыва.

Соседние батальоны стремительно пошли вперед, охватывая эскадроны, и французы, опасаясь окружения, отступили.

Радостное возбуждение охватило солдат, возвращающихся по приказу офицеров назад к деревне и восстанавливающих линию обороны. Улыбки расцветали даже на лицах раненых, которых товарищи бережно отводили к развернутому около одного из домов перевязочному пункту.

Весь бой виден был Николаю как на ладони. Как же хотелось ему туда, в первую линию, чтобы в безумной штыковой атаке сметать и опрокидывать французские эскадроны! Но по прихоти генерала он сейчас оставался сторонним наблюдателем, расположившимся в безопасном месте, там, куда даже не долетали шальные пули. Как же ненавидел в этот момент Данилов Дохтурова! От обиды наворачивались слезы, корнет отвернулся, чтобы никто не мог увидеть его глаза. Теперь он смотрел на запад и в свете предзакатного солнечного луча, прорвавшегося сквозь низкие тучи, увидел какое-то шевеление, там, далеко, почти у самого изгиба Дуная.