Джек Кавано - Патриоты

Восторженные аплодисменты Джона Хэнкока вынудили и других гостей вежливо похлопать. Мерси отблагодарила их легким кивком. Это тоже было частью представления.

Затем доктор Купер затронул далекую от политики тему.

— У Энн и Джареда великолепная коллекция китайского фарфора, — обратился он к Хэнкоку и Адамсу. — Взять, к примеру, эти тарелки.

Адамс и Хэнкок, сдвинув в сторону телятину и овощи, покорно принялись разглядывать свои тарелки. Бирюзовый и красно-черный эмалевый узор был нанесен на белые тарелки поверх глазури. В центре тарелок над голубой волной поднимались черные пагоды. По краям были изображены четыре маленькие пагоды, разделенные четырьмя красными завитками с надписями. Хотя фарфор сменил оловянную посуду почти на всех столах Бостона, столовый сервиз Морганов был одним из самых изысканных в городе.

— Прекрасно, — изрек Адамс.

А вот на богача Хэнкока тарелки, судя по всему, не произвели особого впечатления. И тогда доктор Купер обратился к хозяйке дома:

— Энн! — сказал он взволнованным голосом. — Покажите им вазу… ну ту, яйцо дрозда.

Энн вопрошающе глянула на мужа. Тот кивнул.

Спустя минуту женщина вернулась с большой — почти два фута высотой — фарфоровой вазой, с узким, как у бутылки, горлышком. Начав плавно расширяться от горлышка, ваза сужалась у самого дна.

— Такую посуду делают только в одной провинции Китая, — пояснил Джаред. — Это любимая вещь Энн.

Если тарелки оставили Хэнкока равнодушным, то ваза его просто очаровала. Она была покрыта глазурью, переливающейся голубым и бледно-лиловым цветом, и очень напоминала…

— Яйцо дрозда, — широко улыбнулся доктор Купер, — как я и говорил.

— Можно? — Хэнкок поднялся со своего места и протянул к вазе руки.

Энн бережно передала ему свое сокровище. Несколько мгновений Хэнкок, наслаждаясь игрой цвета, осторожно поворачивал вазу. Энн с удовольствием наблюдала за гостем.

Тем временем Сэм Адамс наклонился к доктору Куперу и что-то прошептал. Купер кивнул.

— Дорогая миссис Морган, — сказал он, поднимаясь, — вы, как всегда, были на высоте. Мы с удовольствием провели бы в вашем обществе не один час, но моих друзей ждут срочные дела, — а затем, обращаясь Джареду, добавил: — Не могли бы мы перейти в ваш кабинет?

Хэнкок вернул вазу хозяйке. Восхищенный взгляд ценителя сменился твердым взглядом делового человека. Мужчины поднялись из-за стола и проследовали за Джаредом в его кабинет; в комнате остались только Мерси и Энн.

Мгновение спустя молодая женщина криво улыбнулась свекрови и выскользнула из столовой.

Бережно держа в руках фарфоровую вазу, Энн Морган замерла перед столом, на котором стояли тарелки с недоеденным ужином. На дне хрустальных бокалов темнело рубиновое вино. Энн понимала, что так называемые срочные дела — всего лишь уловка, которая позволит мужчинам продолжить спор. Словно бы в подтверждение этого из кабинета просочились гневные голоса. Женщина прижала «яйцо дрозда» к груди. Покой оказался иллюзией, причем куда более хрупкой, чем эта ваза. Энн знала: что бы она ни делала, лавина обрушится на ее дом и унесет с собой Джареда и сыновей.

Энн с ужасом думала о страшных последствиях того, что неотвратимо надвигалось на ее семью. Она пыталась сохранить самообладание, не поддаваться страхам, внушала себе, что надежда еще жива. Но это не помогало. Страх такого рода глух к доводам рассудка. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая твердо знает, что под кроватью затаилось чудовище. И чем дольше она стояла в столовой, тем больше ее душил ужас. От бессилия пред ним Энн заплакала. Она не знала, как и когда это случится; но чувствовала, что сегодня члены ее семьи в последний раз собрались за этим столом. Не знающая пощады лавина унесет с собой чью-то жизнь. И быть может, не одну.

Энн тряхнула головой. И громко сказала себе, что это всего лишь дурные предчувствия.

Кабинет Джареда Моргана был во многом похож на кабинеты других бостонских торговцев. Вдоль стен тянулись резные деревянные полки. За их стеклянными дверцами строгими шеренгами выстроились книги; у окна стоял небольшой письменный стол, заваленный бумагами; диван и несколько мягких стульев были выдвинуты на середину комнаты; единственным источником света служила люстра с восемью свечами. На маленьком столике красного дерева лежали две фамильные реликвии — Библия и шахматная доска с расставленными на ней фигурами. Шахматы когда-то принадлежали капитану Деверо, под началом которого Джаред плавал на пиратской шхуне «Голубка». После того как «Голубка» затонула, Джаред не чаял их увидеть вновь, однако спустя годы знакомый моряк Джеймс Мэйджи подарил ему спасенные во время кораблекрушения шахматы Деверо. Даже теперь — по прошествии сорока лет — стоило Джареду взять в руки эти, слегка траченные водой фигуры, и его охватывала тоска по прошлому.