Владимир Нефф - У королев не бывает ног

Ее заслугой явилось то, что, как и все прочие дети, которым не суждено стать чернокнижниками, сын начал посещать школу, а именно недавно открытые начальные классы при иезуитской коллегии св. Климента. Школы, находившиеся в ведении братства Иисусова, пользовались в те времена хорошей репутацией, были любимы и даже почитаемы, о них говорили, будто тамошние ученики за два месяца получают больше знаний, чем в протестантских школах за два года. И на самом деле, в соответствии с тем, что напророчила Петру простоватая, добродушная Клото, он овладел немецким и латынью, не говоря уж об умении читать и писать, с легкостью столь очевидной, что учителя поражались; при этом у него оставалось вдоволь свободного времени, чтобы принять участие в великих и славных битвах против турок, играть в чижика и горелки, вертеть юлу на излюбленном месте детских забав, на Гандлиржском пятачке, перед костелом Девы Марии Заступницы. Но поскольку пан Янек подстерегал его, как паук муху, желая запрячь в работу у себя в мастерской, пани Афра решила уберечь сына, дабы не падала на него тень отца, и повести его по пути к власти и богатству, чтобы мог он разъезжать в золотых каретах, как мечталось ей после его рождения, и чтобы все кланялись ему с почтением.

Как это устроить, пани Афра не знала, но, в своей твердой и непреложной целеустремленности, ничуть не сомневалась, что случай такой подвернется, и он действительно подвернулся.

Как-то в начале апреля, когда Петру шел двенадцатый год, до пани Афры дошла весть, которую под барабанный бой первым огласил перед ратушей коншельский [3]глашатай; народ извещали, что граф по имени Одорико Гамбарини подбирает для своего десятилетнего сынка Джованни компаньона и товарища по играм, мальчика того же возраста, чтобы жили они вместе в замке; поэтому заинтересованные лица из чешского католического дворянства, владеющие родным, то бишь чешским, языком, что является главным условием, должны доставить своих детей во вторник, в десять утра, в замок Его Сиятельства графа, который, как всем известно, стоит на Итальянской улице, что под горой Петршин.

Это и впрямь было доподлинно всем известно. Правда, следует оговорить, что в те времена Прага была переполнена чужеземцами всех сортов и мастей, немцами, итальянцами, поляками и даже французами, людьми порядочными и негодяями, благородными и всяким сбродом, купцами и авантюристами, строителями и каменщиками, и бездельниками, и лодырями, и Бог знает кем еще, так что само по себе благозвучное имя дворянина, указующее на его итальянское происхождение, могло еще никому ни чего не сказать и не возбудить особого интереса; тем не менее о графе Одорико Гамбарини было известно всем, от полового, бабки-торговки и сплавщика леса с Подскалья до представителей самых высоких придворных кругов; считалось, что это муж замечательный, имеющий исключительную репутацию в верхах; в прошлом году император пригласил его ко двору в качестве подлинного знатока искусств. Граф, стало быть, принял приглашение и приехал в Прагу — наверное, лишь из любопытства и ненадолго, ибо, как легко себе представить, в далеком городе, где-то в центре Европы, не предполагал увидеть ничего необыкновенного, однако блестящий двор императора — коллекционера и мецената, владевшего картинными галереями, сокровищницами и парками, где меж апельсиновыми деревьями и смоковницами пели фонтаны и где аристократы древнейших родов вели остроумные беседы, занимались флиртом, плели интриги и щеголяли своими туалетами и платьями, расшитыми жемчугом и изукрашенными чистым золотом, — вся эта атмосфера изысканной роскоши и дорогостоящей праздности поразила его наиприятнейшим образом; и сама Прага, в те поры раза в три превосходившая Вену, понравилась ему живописным расположением, напомнив своим безудержным строительным размахом блеск Рима и других итальянских городов. Поэтому граф решил поселиться в Праге, купил там небольшой, но прелестный дворец под Петршином и, согнав туда целый полк каменщиков, скульпторов и штукатуров, в невиданно короткий срок его перестроил и реставрировал.

Граф происходил из Страмбы, столицы маленького государства того же названия, расположенного в средних Апеннинах. Основал его сто пятьдесят лет назад, то есть в середине пятнадцатого столетия, маркграф Витторино д'Альбула, объединив несколько незначительных папских ленов. Земли Страмбы можно было объехать за три дня неторопливой езды вдоль и за столько же — поперек; в стране насчитывалось около четырехсот деревень и сто тысяч жителей, гордых своей независимостью, которой они были обязаны не только своей твердости и неуступчивости, не только относительно легкой возможности защитить свои дома, но также и тому, что могущественнейшие из земель италийского полуострова, Милан и Рим, Венеция и Неаполь, были далеко и, кроме того, постоянно враждовали меж собой.