— Не слишком ли это уединенное место и поздний час для прогулок, любезный?
Даже бесплотный призрак и тот не встретил бы эти неожиданно прозвучавшие слова с большим спокойствием, чем человек, к которому они были обращены. Он медленно повернулся к Лайонелу, внимательно оглядел его с головы до ног и угрожающе прошептал:
— Там, на холме, ходит гренадер, у него ружье со штыком, если он услышит, что тут разговаривают, сразу обоих схватит, хоть один из них и майор Линкольн.
— Так это ты, Джэб, крадешься, как вор, ночью? — сказал Лайонел. — С каким же поручением тебя послали?
— Если Джэб вор, потому что пришел поглядеть на могилы Копс-Хплла, так, значит, воров тут двое.
— Молодец, хорошо сказано! — сказал Лайонел с улыбкой. — А все-таки, с каким это поручением явился ты в город в такой поздний час?
— Джэб любит ходить по кладбищу до петухов. Говорят, мертвые гуляют, когда живые спят.
— А ты что ж, хотел бы поговорить с мертвецами?
— Задавать им много вопросов грех и спрашивать их надо именем Христовым, — ответил дурачок с такой мрачной торжественностью, что Лайонела, на которого не могли не подействовать ночная пора и уединение кладбища, пробрала дрожь. — Но Джэб любит бывать рядышком с покойниками, он хочет привыкнуть к здешней сырости, ведь, когда бог его приберет, он тоже будет гулять в саване в полночь.
— Тише! — произнес Лайонел. — Что это за шум?
Джэб замолчал, вслушиваясь не менее напряженно, чем
Лайонел, потом ответил:
— Никакого шума нет. Это стонет ветер в заливе и волны накатывают на берег.
— Нет, это ни то и ни другое, — сказал Лайонел. — Я отчетливо слышал гул сотен голосов, или меня обманул слух.
— Может быть, это души покойников беседуют друг с другом, — сказал дурачок. — Говорят, их голоса похожи на шелест ветра.
Лайонел провел рукой по лбу, пытаясь обрести душевное равновесие, нарушенное торжественно-мрачным тоном своего собеседника, и медленно пошел прочь, а за ним по пятам молча последовал Джэб. Только дойдя до ограды, которой была обнесена обитель мертвых, молодой человек остановился и, прислонившись к ней, снова прислушался.
— Не знаю, быть может, меня смутили твои глупые разговоры, — сказал он, — но этой ночью тут в самом деле слышатся какие-то сверхъестественные, потусторонние звуки!.. Вот опять раздаются эти голоса, будто над заливом носятся сонмы живых существ… А сейчас мне почудилось, словно на землю бросают что-то тяжелое.
— Это комья земли падают на гробовые крышки, — сказал Джэб. — Мертвецы ложатся в могилы, нам пора уходить отсюда.
Тут Лайонел не стал больше раздумывать и с тайным ужасом, в котором при иных обстоятельствах постыдился бы признаться, чуть ли не бегом покинул кладбище и, пока не оставил позади себя почти половину Линн-стрит, даже не заметил, что Джэб по-прежнему следует за ним. Здесь его спутник пробормотал, как всегда тихо и невнятно:
— Вот дом, который построил губернатор, что пустился в море за деньгами! Он был такой же бедняк, как Джэб, а теперь, говорят, его внук важный лорд и его самого король тоже сделал лордом. Где бы человек ни добыл деньги, на море или на земле, король за них делает его лордом.
— Невысоко же ты ставишь монаршьи милости, — возразил Лайонел, кинув взгляд на «Дом Фипса» [10] Уильям Фипс (1651–1694) был первым губернатором Массачусетса.
, мимо которого они проходили. — Ты забываешь, что и я стану одним из этих столь презираемых тобой лордов.
— Я знаю, — сказал Джэб, — а ведь вы тоже из Америки. Мне кажется, все бедняки едут из Америки к королю, чтобы стать важными лордами, а все сыновья важных лордов едут в Америку, чтобы стать бедняками. Нэб говорит, что Джэб тоже сын важного лорда!
— Значит, Нэб не умнее своего сына, — ответил Лайонел. — Но послушай, я хочу утром повидаться с твоей матерью; дай мне знать, в котором часу я могу прийти.
Не получив ответа, Лайонел обернулся и увидел, что дурачок уже покинул его и пробирается назад, к любимому своему месту среди могил. Раздосадованный этой новой сумасбродной выходкой Джэба, Лайонел поспешил к себе домой и сразу же бросился в постель, но долго ворочался и слышал оклики «Слушай!», прежде чем осаждавшие его видения позволили ему обрести желанный покой.
О, конечно, мы куда более благородные джентльмены, чем простые мужики, с которыми нам предстоит встретиться на поле брани. Кокарды на наших шляпах куда красивее, шляпы мы носим куда изящнее и в бальном зале будем чувствовать себя гораздо свободнее; однако не следует забывать, что самый блестящий щеголь среди нас покажется в Пекине неуклюжей деревенщиной.
Читать дальше