Джеймс Купер - Том 3. Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе

— Грустно слышать. Я полагал, что туземцы, живущие в наших владениях, не раз имели случай убедиться в справедливости и великодушии англичан, а значит, должны преданно стоять за нас против французов.

— Так-то оно так,— отозвался разведчик,— только я полагаю, что человек — и это вполне естественно — первым делом стоит сам за себя, а не за чужеземцев. Что до меня, то я во всем люблю справедливость и не скажу, что ненавижу мингов, потому как это несовместимо ни с моей верой, ни с моим цветом кожи; и все-таки еще раз повторяю, что лишь тьма помешала оленебою всадить пулю в этого проклятого онейда.

Затем, удовлетворясь своими доводами и не заботясь о том, убежден ими или нет его собеседник, честный, но непримиримый разведчик охотно воспользовался случаем прервать спор и отвернулся от огня. Хейуорд же снова отправился на вал: он не привык к войне в лесах и был слишком встревожен, чтобы спокойно отдыхать, когда возможность вторичного коварного нападения была отнюдь не исключена. Могикане и разведчик настроились, однако, совсем иначе. Их чутье, развитое долгим опытом и обостренное сверх всякого мыслимого предела, помогло им не только обнаружить опасность, но заодно определить ее размеры и продолжительность. Ни один из них, по-видимому, не питал сейчас сомнений в полной своей безопасности, что немедленно доказали устроенное ими совещание и дальнейшие их действия.

Путаница в отношениях между племенами и даже отдельными ветвями их, о которой упомянул Соколиный Глаз, достигла в это время апогея. Могучие узы одного языка и, разумеется, общего происхождения разорвались во многих местах, вследствие чего делавары и минги (как именовали индейцев, входивших в Союз шести племен) воевали на одной стороне и равно охотились за скальпами гуронов, хотя минги почитали последних своими родоначальниками. Среди делаваров царил полный разлад. В то время как любовь к земле праотцов удерживала сагамора могикан вместе с кучкой приверженцев в форте Эдуард под знаменами английского короля, большая часть его племени принадлежала к числу союзников Монкальма и сражалась в рядах его армии. Даже если читатель не почерпнул достаточных сведений из нашего повествования, ему, вероятно, и без того известно, что делавары, или ленапе, мнили себя родоначальниками того многочисленного народа, который владел когда-то большей частью восточных и северных штатов Америки и в который община могикан входила в качестве самой древней и почетной ветви.

Полностью отдавая себе отчет в этой сложной и запутанной игре интересов, сделавшей врагами друзей и вынудившей наследственных врагов сражаться в одних рядах, разведчик и могикане приступили к обсуждению плана, которого им следовало держаться в обстановке соперничества стольких диких племен. Дункан, хорошо знавший обычаи краснокожих, быстро сообразил, почему огонь был разведен вторично и почему воины, не исключая Соколиного Глаза, с такой важностью и торжественностью заняли места вокруг дымящегося костра. Он примостился на краю вала, откуда можно было наблюдать за этой сценой, следя в то же время, чтобы опасность не застала их врасплох, и стал ждать исхода переговоров со всем терпением, на какое был способен.

После краткой, но многозначительной паузы Чингачгук раскурил трубку с деревянным чубуком, искусно выточенную из мягкого местного камня, и сделал несколько глубоких затяжек. Вдоволь насладившись ароматным успокаивающим зельем, он передал трубку разведчику. Таким образом она среди полного безмолвия трижды совершила круг. Затем сагамор, как старший по возрасту и положению, в немногих спокойных, исполненных достоинства словах изложил предмет обсуждения. Разведчик ответил ему и, видимо, не согласился с ним, петому что Чингачгук заговорил снова. Молодой Ункас почтительно хранил молчание, пока Соколиный Глаз из вежливости не спросил и его мнения. По манерам говоривших Хейуорд заключил, что отец и сын придерживаются одного взгляда на вещи, а разведчик — другого. Спор разгорался, и становилось все ясней, что собеседники начинают вкладывать в него и чувства.

Однако, невзирая на горячность дружеских пререканий, участники самого торжественного собрания у христиан, не исключая даже их духовных пастырей, могли бы поучиться сдержанности, терпимости и вежливости у трех этих простых людей. Слова Ункаса были выслушаны с таким же глубоким вниманием, как и преисполненная более зрелой мудрости речь его отца. Ни один из собеседников не проявлял ни малейшего нетерпения и отвечал не прежде, чем успевал подумать над тем, что сказано другими.