Джеймс Купер - Том 3. Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе

— Разве Лисица виноват, что голова у него не из камня? Кто дал ему огненную воду? Кто сделал его негодяем? Бледнолицые, люди с кожей, как у тебя.

— А разве я в ответе за то, что на земле существуют легкомысленные и бессовестные люди, кожа у которых такого же цвета, как у меня? — хладнокровно спросила Кора у возбужденного дикаря.

— Нет, не в ответе. Магуа — мужчина, а не глупец; такие, как ты, не подносят к губам огненную воду. Великий дух даровал тебе мудрость.

—- Что же я могу в таком случае сказать или сделать, чтобы помочь тебе в твоих несчастьях, вернее, в твоих заблуждениях?

— Слушай,— повторил индеец еще более торжественным тоном.— Когда английские и французские отцы вырыли томагавк из земли, Лисица встал в ряды могауков и пошел войной на свое племя. Бледнолицые согнали краснокожих с земли, где те охотились, и теперь, когда индейцы сражаются, в бой их ведет белый человек. Старый вождь с Хорикэна, твой отец, был главным предводителем нашего отряда. Он отдавал могаукам приказы, и могауки повиновались. Он объявил закон: индеец, который напьется огненной воды и войдет в полотняный вигвам его воинов, будет наказан. Магуа, как глупец, раскрыл рот, и жидкое пламя привело его в хижину Манроу. Пусть дочь Седой Головы скажет, что сделал ее отец?

— Он не забыл своих слов и по справедливости наказал виновного,— ответила неустрашимая девушка.

-— По справедливости! — повторил индеец, искоса бросая злобный взгляд на спокойное лицо Коры.— Творить зло, а потом наказывать за него — разве это справедливость? Магуа был уже не Магуа: говорил и делал вовсе не он, а огненная вода, но Манроу не поверил этому. На глазах у бледнолицых воинов вождя гуронов связали и избили прутьями, как собаку.

Кора промолчала: она не знала, как объяснить неосторожный поступок своего отца так, чтобы индеец понял его необходимость.

— Гляди! — продолжал Магуа, срывая с разрисованной груди еле прикрывавший ее лоскут тонкого ситца.— Вот это шрамы, оставленные ножами и пулями — ими воин может похваляться перед соплеменниками. Но Седая Голова оставил на спине вождя гуронов отметины, которые тот, как женщина, должен скрывать под раскрашенными тканями бледнолицых.

— Я думала, что индейский воин терпелив и дух его не подвластен боли, которую испытывает тело,— возразила Кора.

— Когда чиппевеи привязали Магуа к столбу и нанесли ему эту рану,— отпарировал индеец, с гордостью дотрагиваясь пальцем до глубокого шрама на груди,— гурон смеялся им в лицо и твердил, что только женщины колют так слабо! Душа его тогда парила высоко в небе. Но когда он терпел побои Манроу, душа его лежала под березовыми прутьями. А душа гурона никогда не пьянеет и никогда ничего не забывает.

— Но ее можно умилостивить. Если мой отец обидел тебя, докажи, что индеец умеет прощать обиды, и верни ему дочерей. Майор Хейуорд уже сказал тебе...

Магуа покачал головой в знак того, что запрещает повторять посулы, вызывающие в нем лишь презрение.

— Чего же ты хочешь? — продолжала Кора после томительной паузы, уже предчувствуя, что слишком радужно настроенный и доверчивый Дункан жестоко обманут коварным индейцем.

— Того, что хочет каждый гурон: добра за добро, зла за зло.

— То есть выместить обиду, нанесенную тебе Манроу, на его беззащитных дочерях? А не приличнее ли мужчине предстать перед ним и потребовать удовлетворения, достойного воина?

— У бледнолицых длинные руки и острые ножи,— со злобным смехом ответил дикарь. — Зачем Лисице подставлять себя под мушкеты воинов Седой Головы, если он и без того держит в руках его душу?

— Что ты задумал, Магуа? — спросила Кора, изо всех сил стараясь говорить спокойно.— Ты собираешься увести нас в леса или замыслил что-нибудь похуже? Неужели нет награды или иного средства загладить твою обиду и смягчить твое сердце? На худой конец отпусти мою юную сестру и вымести свою злобу на мне. Разбогатей ценой ее спасения и утоли жажду мести одной жертвой. Потеря обеих дочерей наверняка сведет нашего старого отца в могилу. Какое же удовлетворение получит тогда Лисица?

— Слушай,— еще раз повторил индеец. — Ясноглазая вернется на берега Хорикэна и расскажет все старому отцу, если Темноволосая поклянется Великим духом своих отцов, что не солжет.

— Что я должна обещать? — спросила Кора, чье спокойствие и женское достоинство все еще, словно незримой уздой, сдерживали неукротимые страсти индейца.

— Когда Магуа ушел от своего племени, жену его отдали другому вождю. Теперь он опять подружился с гуронами и вернется к могилам своих отцов на берега Великого Озера. Пусть дочь английского вождя последует за ним и навсегда поселится в его вигваме.