Александр Холин - Екклесиаст

И тут взгляд мой снова зацепился за её соломенные тапочки, оставленные на краю балюстрады. Я мигом подскочил, взял их в руки, даже понюхал. Точно! Ещё запах тела моей девочки чувствовался, словно хотел обворожить чем-то уже не существующим. Не существующим? И тут я заметил немного в стороне рассыпанный букет красных роз. Откуда они? Раз, два, три, четыре, – ведь не было же! – пять, десять, одиннадцать… Одиннадцать!!!

– Не может быть! Не может! – завыл я. – У индусского Бодхисатвы, бога смерти, тоже одиннадцать человеческих голов висят бусинами на шее!

– Почему не может? – возник опять тот же голос. – Ведь ты же остался жить. Один из вас должен был уйти отсюда.

– Куда?!! – завопил я.

Вспомнились наши мимолётные и не очень встречи в другом мире, вспомнились ласки, поцелуи, которые были сметены какими-то ненужными ссорами. Неужели часть жизни, часть судьбы может быть засыпана мусором никому не нужных воспоминаний, неуклюжих поступков, дешёвых обид, театральных поз? Что в этой жизни есть важнее любви? Построить храм, посадить дерево, дать жизнь малышу, как говорят мудрецы из древних манускриптов?

Может быть, кусочки этих истин и важны для человека, но всё это ничто перед настоящей силой Любви, которая дана человеку именно для того, чтобы понять жизнь. Ведь только во имя Любви человек отказывается от спокойного поглощения жизни, от развесёлой упитанности бытия, от благополучия в науке, механике, технологиях, мнимости величин.

Рано или поздно человек всё-таки понимает, что Истина существования приходит только через Любовь. И не только к ближнему, к красоте, к нежности, к радости и утешению. Именно когда каждый из нас сможет относиться с любовью и нежностью к любому предмету, включая противную грязь под ногами, колючий снег, пронизывающий ветер, всепожирающий огонь, только тогда и придёт понимание Истины и смысла существования.

Но если Любовь разменивается по мелочам на выяснение отношений, на иногда не нужную сексуальность, на подмену и предательство, на «святую» ненависть и вероломство, на жадность и злобствование, то любой человек в результате безвозвратно теряет тот огонёк души, который помогал до этого решать любые неразрешимые проблемы, спасал от падающих с крыш кирпичей, не позволял необратимо сорваться в бездонную пропасть. Если же нет в тебе хотя бы крохотного огонька, то…

Одним словом, что имеем, не храним, потерявши – плачем. Погибель всегда ожидает человека там, где, казалось бы, всё хорошо и даже очень. Неужели же фундаментом любви в этом мире является только печаль?! А верно ведь, ни один из действительно любящих, никогда не испытал счастья. Ах, нет, что это я! Конечно, испытал! Нет повести прекраснее на свете…

– Сабациус, верни меня! – снова завопил я.

И тут воспоминания опять пронзили мой мозг: Сабациус – это имя фригийское, что по-гречески или по-русски оно звучит Аполлон. Надо же, богине любви помогал Аполлон! А есть ли она, любовь? Неужели это только игра воображения, нервное сумасбродство, душевная и духовная боль? Неужели любовь живёт только в исключительно минорном состоянии, когда ум, душа, каждая клетка испытывает разлуку? И не просто разлуку. Неужели избавиться от страсти невозможно никакими средствами? Да и страсть ли это, потому что не желаешь ничего для себя? Хотя нет, видеть, чувствовать, что ей хорошо – это ли не маслом по сердцу! А есть ли кто-то, относящийся безразлично к себе подобному? Вероятно есть, только это не человек уже. Но как же узнать, хорошо ли ей, покинувшей меня?

– Аполлон-Сабациус!.. – заскулил я снова.

Неведомо как рядом оказался граф Сен-Жермен собственной персоной. Но его молельного зала не было и в помине. Вокруг змеилось пространство, опоясанное тысячью светящихся кругов. Не было ни земли, ни неба. Только разноцветные кольца, внутри которых мы с графом поднимались куда-то вверх. Или это кольца ползли вниз? Я в это время был таким жутким интровертом, что ни мой спутник, ни окружавшее пространство не интересовали меня. Что можно получить из внешнего мира, кроме вспышки горечи, разрухи и печали?

– Что захочешь, то и получишь, – сварливо буркнул граф.

– Как захочу? – взъерепенился я. – Не хочу терять! Не хочу, чтобы из-за меня кто-то жертвовал собой! Не хочу идиотских испытаний, тем более вашего чёртового бессмертия! Ведь тогда всю бессмертную жизнь придётся страдать из-за этой потери! Каждый год приходится пересекать какую-то жизненную границу, за которой хочется найти свой остров. А есть ли он? Существует ли кто, кроме дьявола, кому нужна душа моя, а не добытые жизненно необходимые дивиденды?