Жозеф Рони-старший: Озеро Белых Лилий (Нимфея)

Услышав дерзкий тон Алкуэна, я обернулся. Деврез, пораженный не меньше моего, резко переспросил:

– Что вы сказали?

Слегка смущенный, Алкуэн повторил с вежливой непреклонностью в голосе:

– А то, что мы очень устали, капитан… Нам необходимо несколько дней отдохнуть, и рана Лефорта требует лечения.

Его товарищи закивали головами в знак согласия; капитану следовало бы задуматься, прежде чем отдавать приказ, но он не выносил, когда ему противоречат:

– Завтра утром мы отправляемся дальше!

– Нет, мы не сможем!

И Алкуэн осмелился добавить:

– Мы хотим задержаться дней на пять… Здесь хоть сухо… Мы отдохнем и наберемся сил.

Тень сомнения мелькнула на бесстрастном лице Девреза. Но с этим человеком трудно было найти общий язык: он требовал полного повиновения, был суеверен и доверял только своей интуиции. Убедив самого себя, что в юго-западном направлении должен быть проход, он хотел, не теряя ни дня, поскорее туда добраться.

– Завтра утром отправимся дальше!

– А что, если мы все-таки не можем? – тихо спросил Алкуэн.

Лицо Девреза посуровело.

– Вы отказываетесь мне повиноваться?

– Нет, капитан, мы не отказываемся, но у нас больше нет сил! Ведь экспедиция была рассчитана только на три месяца.

Деврез, хотя все в нем и кипело от ярости, не мог не признать правоту своего подчиненного, иначе он не стал бы медлить с ответом. Я надеялся, что здравый смысл возьмет верх, и капитан согласится на отсрочку. Но нет, он не был способен уступить.

– Ну, что же, – произнес путешественник, – значит, я пойду один.

Затем он повернулся ко мне:

– Вы подождете меня здесь десять дней?

– Зачем? – вскричал я. – Если они решили остаться, то не мне их судить. Клянусь, что я буду следовать за вами, пока мы не вернемся обратно в Европу!

Люди остались безучастны к моим словам. Сжатые губы Девреза выдавали несвойственное ему волнение:

– Спасибо, Робер! – воскликнул он и с презрением обратился к остальным:

– Я не заявлю о вашем поступке, принимая во внимание то, что вы устали и слишком долго находитесь в пути. Но я приказываю ждать нас на этом месте ровно две недели, если не случится ничего непредвиденного. В противном случае ваше неповиновение будет считаться настоящим предательством.

– Будем ждать вас до вечера четырнадцатого дня, – покорно ответил Алкуэн, – и поверьте, нам жаль…

Деврез перебил его, высокомерно махнув рукой. Мы долго сидели в тягостном молчании.

Я проснулся на рассвете. Все еще крепко спали. Я нервничал, тревожась за хрупкую Сабину, которую ждали новые испытания, и упрекал себя за свое решение: прими я сторону остальных, быть может, капитан не стал бы так упорствовать. Эта мысль не давала мне покоя. Однако, зная его характер, скорее можно было предположить обратное. А вдруг он ушел бы один, забрав с собой Сабину? Но разлука с ней была бы для меня страшнее смерти!

Так я размышлял, стоя у входа в пещеру. За стеной нескончаемого дождя поднимался новый унылый день. Вокруг – сплошная вода: и на земле, и на небе.

Внезапно за спиной я услышал шорох, легкие осторожные шаги. Я повернулся – то была она, Сабина. Закутанная в накидку, она приближалась с таинственным видом. С ее приходом всякие сомнения и грусть рассеялись. Даже дождик казался приятным, он словно скрывал нас ото всех. Застыв на месте, как загипнотизированный, я едва смог что-то вежливо пробормотать.

– Я хочу с вами поговорить, – сказала Сабина.

Эти простые слова в ее устах прозвучали загадочно и волнующе.

– Я очень тронута вашей преданностью, – продолжала она. – Мой отец будет вечно признателен вам, но он не умеет это выразить. Вы не возражаете, если вместо него это сделаю я?

Я глядел на выбившиеся пряди волос на ее прелестной шее, на скромную серую накидку, более прекрасную, чем одеяние феи. Прекрасен был и вход в пещеру, и нежный дождик, вторивший словам любимой… Меня переполняло чувство восторга, все во мне трепетало… Но в сердце закралась тревога. Уж слишком прекрасной была эта минута – как вспышка молнии, возвещающая грозу.

Моя любовь словно прорвалась наружу. Конечно, все было к этому готово, уже давно в моей душе расцвело глубокое и нежное чувство. Но как часто даже сильная любовь угасает, если ее долго таят, и может совсем погаснуть, если о ней так и не решатся заговорить. Иногда какое-то слово или поступок – вроде этой милой выходки Сабины – вынуждают нас сделать выбор; и не знаешь, к чему он приведет: к счастью или к поражению, вознаградит или обречет на безответную любовь. Сегодня утром я знал, что буду с ней говорить, я знал, что испытаю судьбу. Какими муками мне придется заплатить за эту минуту? Не буду ли я проклинать Сабину за то, что она пришла? Я пробормотал: