Аркадий Крупняков - Москва-матушка

— Отныне ты под защитой нашего рода,— сказал карт и раз­вязал Ивашке руки.— Ты, Ярандай, я думаю, не будешь оспари­вать законы наших предков?

— Не буду,— зло ответил Ярандай. — Но мурзе Мингалею я все-таки сообщу, что вы приняли к себе русского лазутчика.

В К Ю С О Т О'

И стал Иван Рун заводить себе хозяйство. Силушки хоть от­бавляй, топором работает играючи. Для начала срубил избушку и перебрался туда из сарая с молодой женой. Пампалче вроде от­таивать начала. Разговорчивее стала. Потому как полюбила силь­но, а в сердце сомнение.

— Может, ты живешь со мной из-за того, что я от плена тебя спасла? Может, не любишь?

— Люблю.

— Давно?

— С тех пор, как Мырзанайку из сарая вышвырнул. Сначала болел, не до того было, да и ты молчала все. А как пришел этот хлюст... «Ну,— думаю,— уведет он тебя и пропаду я без твоих лас­ковых рук».

— Я еще раньше... Как кровь с твоего лица смыла... Там, в лесу. Если ты меня бросишь, уйдешь если...

— Не брошу.

— Однако веру нашу принять не хочешь.

— Да не знаю я вашей веры. В священную рощу я ходить бу­ду, а бог, я думаю, один для всех. Только у вас он юмо называется, а у нас...

— Пока сын не родиться — не уходи. Рунка ты мой,— и при­пала к широкой груди мужа.

Так и перекрестили друг друга новыми именами. Он для нее стал Рунка, она для него Палашка.

Когда к ним в избушку приходил Изим, разговоры иные шли. Тут сомненья Рунка высказывал:

— Я все думаю — для чего ты меня сохранил, в род свой при­

нял, жену красивую дал? И все это с риском для себя. И ответа не нахожу. Какая тебе корысть от меня? Сначала думал я — сильного работника заиметь хочешь. Но ты меня выделил, землю дал. Даже коня вернул.

— Какая корысть, говоришь? Слушай. Ты пока дальше нашего илема не хажквал, как люди живут — не знаешь. А живем мы бедно, плохо и в страхе. Раньше лучше жили. Дед мой, отец и я горшки делали, возили их на лодках на русский базар, и были у нас деньги. Другие шкурки возили: лису, белку, рысь, зайца, вол­ка, медведя. Сильно хорошо меняли на муку, железо... Теперь ту­да Казань ход закрыла, шкурки отбирает, считай, задаром, а гор­шки делать перестали. Кому их продавать? Каждый год раза по два, а то и по три поднимает нас мурза для отпора русским. Рань­ше Москва сидела смирно, а теперь то с одной стороны рать на Казань шлет, то с другой. Ты слышал, как Ярандай меня упрекал? Я и верно, на русский базар тайно езжу и слышу, какие там идут разговоры. Москва под свою руку берет лужай за лужаем, а Ка­зань только и знает ханов менять, да земли наши грабить.

— Не пойму, к чему ты это все говоришь?

— Как твоего московского лужавуя зовут?

— Иван — великий князь.

— Передай ему, что на Казань надо зимой ходить. И не кругом через Нижний Базар, а прямо через Большой Сурский лес на Сви- ягу, а там Казань рядом. Зимой и по болотам можно идти, а через реки никаких переправ не надо.

— Этак-то бы больно хорошо, однако тех прямых путей-дорог мы не знаем. Леса нас поглотят...

— Скажи князю Ивану, что я его рать поведу по таким мес­там, где не только казанцев, а ни одной живой души не встретишь. Зимой если...

Такие разговоры привели к тому, что стал Рунка готовиться в Москву к великому князю. Жена снова стала грустной, молчали­вой. Плакать не плачет, а на душе, видать, боль.

— Брось ты,— утешает ее муж. — Пойдем вместе, Москву уви­дишь. Жена печально качает головой.

— Никуда я не пойду. Сына твоего под сердцем носить буду.

* * *

Мурза Мингалей, как только получил известие Ярандая, сразу позвал сотника Гадиата и приказал:

— Бери двенадцать джигитов и поезжай к Ярандаю. В его лужае русского лазутчика прячут. Если Изим его защищать станет и сил у тебя не хватит — пусть Ярандай тебе из своих черемис помощь даст. Привези лазутчика в Казань. Живого.

Гадиат приехал к Ярандаю и дословно передал приказ мурзы. Ярандай сразу смекнул — Руна будут защищать всем илемом, и помощь казанцам, конечно, понадобится. Идти на своих соседей Ярандаю не хотелось. И он сказал Гадиату:

— Зачем нам русского силой отнимать? Зачем нам с родом Изима ссориться? Ждите ночи, потом идите в Нуженал, накройте лазутчика спящим, свяжите и тихо увезите. Дом его как раз на отшибе. Сын мой Мырзанай пока факелов наготовит и проводит вас. Понятно?

Гадиат согласился, совет ему показался разумным.

Тугейка в эту ночь собрался в лес капканы ставить. Днем он ходил в кюсото молиться. Вечером снял белую чистую рубаху, пе­реоделся, взял колчан со стрелами, лук, нож и десяток калканов на мелкого зверя. Мать заворчала: