«Какова их вина?» — боярин опять же говорит сурово, неторопливо.— «А вот какова...
Бще во время консульства Гофредо Леркари в Кафу прибежали десять генуэзских купцов и один грек. Ходили они с караваном и Венгрию, возвращались оттуда с богатыми товарами. Однако на нашей земле вышеупомянутые купцы на переправе через Днепро подверглись нападению и были пограблены. Они вернулись в Кафу нищими и подали консулу слезную жалобу. Если синьор посол изволит прочесть — вот их письмо».
— Я то письмо читал и боярину перевел, в нем и верно была жалоба фряжских купцов на пограбление, а разбойники названы «козакос иллиус домини де Моско», что означает — подданные цари московского казаки.
- Купцы врут! — крикнул Степанко.— Всем ведомо, что фрягов в ту пору пограбили татары.
- И мы то знаем. Однако консул ди Кабела сказал: «Наши купцы под присягой назвали виновными в их беде людей московских, а татар не назвали. Почему так, синьор посол?»
— А Никита Василич, не долго думая, говорит: «Верить надо ра зуму. Допустим, што купцы пограблены в нашей земле какими- 1(» лиходеями. Но кафинские гости при чем?! Они, горемычные, и досель не знают о том пограблении. Умно ли ваше решение?»
«Мы за то, чтобы негоцианты наши нужды в торговле :не терпели,— отвечает консул.— Подданные вашего государя их пограбили, нанесли им большой ущерб. И я думаю, что мы сделали верно, возместив этот ущерб за счет русских подданных, живущих в вашем городе. Товаров у ваших людей взято ровно столько, сколько у наших отнято разбойниками».
Тут в разговор вступил Никита Чурилов. Он спокойно испросил у боярина позволения говорить и начал: «Ваша забота о судьбе пограбленных негоциантов, синьор консул, похвальна. Но стоят ли они, неблагодарные, этой заботы? Я совсем нечаянно узнал, что они недавно отправили в Геную письмо, в котором снизошли до клеветы на вашу особу. Пишут они, будто деньги за товары им до сих пор не отданы».
При этих словах, ей-богу не вру, ди Кабела побледнел как полотно. Не знаю, где раскопал сурожанин это письмо, но, провалиться мне на этом месте, он сразил этой вестью консула наповал. У ди Кабелы, по всему видно, рыльце в пушку...
— Прика-а-арманил и наши денежки, стервец! — не стерпев, крикнул один из купцов.
— Теперь аминь!
— Что с возу упало — пропало!
— Подождите, купцы, не торопитесь. Слушайте далее. Консул, стало быть, и бледнеет и краснеет, а Чурилов спокойненько продолжает: «Я не хочу этому верить, но написали они, будто вы эти деньги присвоили».
«Подлецы!» — крикнул консул.
«Ия говорю — подлецы,— согласился Никита.— За это время переругались они промеж собой, и грек, о котором было говорено, сам мне рассказал, как его компаньоны умышленно договорились возвести поклеп на московских подданных, дабы с их земляков в Кафе потерянное возвернуть».
«Какие злостные клеветники и обманщики! — воскликнул ди Кабела.— Я не могу этому поверить!»
«Вот синьор Кокос тому свидетель. Говорю при нем».
«За обман будем жестоко наказывать,— гневно изрек консул и еще добавил: — На евангелии клялись, презренные».
«На то воля ваша — наказывайте,— говорит боярин,— одначе гостей наших из застенка надо отпустить и добро и товар вернуть».
«Люди ваши будут освобождены сегодня же. А товары вернуть, к сожалению, мы не можем. Они проданы, а деньги внесены в казну. Тут боярин Никита Василич, сверкнув очами, сказал: «Позволь, господин консул, промолвить на то государево слово». Он взял из рук писца великокняжеский наказ и стал читать: «Иоан Василич, государь всея Руси, повелел сказать твердо: людей наших ослобонить, товары ихние чтобы вы поотдавали, дороги бы купцам не затворяли. Коли ж так не учините и людям нашим товар не отдадите, ино уже не мы, а вы путь купцов затворяете. После этого мы, даст бог, и без вашей торговли проживем, а как вы, кафинцы, без торговых дорог пребудете? Вот слово Великого князя Иоана».
— Так их, жуликов голенастых, и надоть! С ними только так и говорить! — воскликнул Степанко Васильев, прослушав пересказ Шомельки.
Молодец, великкнязь!
Доколе им в зубы глядеть будем? — одобрительно шумели купцы.
Вспомнил государюшко и про нас. Заступился. Неуж и теперь товары не возвернут?
- Отдадут,— уверил Шомелька.— Слушайте, что случилось да- " Надо вам сказать, что Никита Чурилов не только мудрый, но и і мглмй старик. «Ведомо ли кафинцам,— сказал он,— что хан Менгли Гирей русскому государю шерть на дружбу дал? Вижу — о сем мы не знали. Даже сей дикий народ хочет с Москвой дружбу иметь, и им, люди торговые, мудрые, с такой обширной и богатой страной думаете жить в ссоре. Я сам торговлю веду и знаю — без выхода на Москву дела ваши захиреют. Туркове пролив загородили, Кафа более половины заморских гостей лишилась. Сейчас на Москву дорогу затворяете. С кем тогда торговать-то будете?»
Читать дальше