Екатерина Александрова: Короли без короны

И вот тут, казалось, его молитвы были услышаны.

Известие о смерти в Лангедоке маршала Дамвиля взбудоражило весь Париж и несказанно обрадовало двор. «Нет человека — нет проблемы», — повторял Генрих старую истину. Не то, чтобы маршал был врагом его величества, однако и другом он также не был.

Вообще у его величества было не так много друзей. Стараниями ее величества и господина дю Гаста короля окружала пестрая свита разряженных молодых людей, храбрых, конечно, до безрассудства, безрассудных до безумия, но как раз в силу этого и неспособных дать его величеству сколь-нибудь дельный совет. Таким образом, среди тех немногих, кто был способен на мудрые советы доброму королю Генриху, были ее величество королева-мать, полковник гвардии его величества шевалье дю Гаст и еще один дворянин, занимающий весьма странное место при дворе. Граф де Лош и де Бар, не признанный парижским парламентом принцем, по личному распоряжению его величества именуемый, однако, «вашим высочеством», Лоррен, хранящий во всех обстоятельствах верность Генриху де Валуа, а не Генриху де Гизу, приятель короля Наваррского, да еще и художник. Несмотря на все эти странности, по мнению королевы-матери шевалье Жорж-Мишель, ее племянник, был третьим из тех, к чьим советам король мог прислушиваться, не рискуя нажить неприятности.

К величайшему сожаление мадам Екатерины, при всем уме и здравомыслии шевалье Жорж-Мишель не мог понять, что положение короля Франции отличается от положения герцога Анжуйского и даже короля Польского, и потому разговаривать с его величеством тем же тоном, что и со старым приятелем было ужасно неделикатно. Нельзя сказать, что по примеру многих друзей короля молодой человек беспрестанно досаждал Генриху просьбами, клянчил должности и деньги. По мнению королевы-матери ошибка шевалье заключалась как раз в обратном — в том, что он никогда ничего не просил, а если и просил, то ухитрялся выбрать то единственное, что король не мог ему дать. Возможно, молодой человек считал, будто обращение в парламент для признания его прав было сущей безделицей, но Екатерина и Генрих полагали, что верным слугам короны вовсе не требуется признания прав суверенных государей. И все же наградить принца за участие в луарской компании было необходимо, но когда его величество решил одарить кузена маршальским жезлом, шевалье Жорж-Мишель даже не подумал порадоваться столь щедрой награде, а только улыбнулся и покачал головой:

— К чему мне маршальский жезл, сир? В то время как у меня есть Релинген, где я являюсь главнокомандующим? Быть одновременно фламандским принцем и французским маршалом — это слишком много для одного человека.

— И, однако, ваш покойный тесть был испанским адмиралом, — с легким неудовольствием заметил Генрих.

Принц Релинген рассмеялся:

— Быть испанским адмиралом и французским маршалом — вовсе не одно и то же. Уверяю вас, сир, будучи адмиралом, мой покойный тесть весьма обогатил казну Релингена, я же, став французским маршалом, ее разорю.

— Послушайте, Релинген, я ведь не предлагаю вам содержать армию за свой счет, — на этот раз в голосе короля явственно послышалось раздражение. — Вы всегда можете рассчитывать на королевскую казну.

— О да, сир, но ваши интенданты тоже на нее рассчитывают и постоянно путают с собственным карманом. Генрих, не думаешь же ты, что я буду рыться в сундуках с бельем, чтобы выяснить, на чье приданное пошло содержание моей армии. Первую неделю это будет меня раздражать, во вторую злить, а в третью я повешу пару десятков этих мерзавцев на Монфоконе. Ты решишь, что я посягаю на твои привилегии, обидишься и от обиды отправишь меня в Венсенн. Армия разбежится, соседи решат, что настал подходящий момент округлить владения за наш счет, а ты заскучаешь. Велишь меня освободить, но вместо того, чтобы оставаться при дворе, мне придется отправляться на очередную войну. Хотя ты знаешь, как я ненавижу облачаться в кирасу и сапоги. Нет, Генрих, оставь эту игрушку тем, кого она будет забавлять. Подари жезл дю Гасту, сделай маршалом Граммона, но избавь меня от необходимости принимать этот символ воинской доблести. Я слишком люблю тебя, чтобы навлекать несчастья на твою голову.

Временами королю Генриху хотелось осадить непочтительного друга, словно норовистого коня и как следует отчитать. Временами — уязвить какой-нибудь насмешливой фразой. Однако король, признанный златоуст, когда надо было произнести речь в совете или тронном зале, совершенно терялся перед непосредственностью кузена. Наконец, его величество решил досадить другу, приблизив к своей особе изгнанного Жоржем господина д'Англере, дав тому право говорить как угодно с кем угодно. Но и это деяние оказалось бесполезным. К появлению при дворе еще одного шута принц Релинген отнесся с полнейшим равнодушием, разве что небрежно заметил, что имя Шико [1] Шико — переводится как «пенек», «обломок зуба» (фр.). , избранное бывшим офицером, прекрасно подходит к новой должности бездельника. Нет, с принцем Релингеном решительно ничего нельзя было поделать.