Ульрике Швайкерт: Святой и грешница

Перед дверью с факелом в руке стоял высокий широкоплечий мужчина с короткими седыми волосами. Его строгое лицо было тщательно выбрито. Он держался необычно прямо и лишь слегка наклонил голову, когда мадам открыла ему дверь.

— Какая приятная неожиданность, — сказала она без особой радости в голосе и сделала шаг назад, пропуская его в дом. — Чем обязаны вашему визиту?

Гостю пришлось немного наклониться, чтобы не задеть шляпой притолоку. Он воткнул сосновый факел в держатель на стене и лишь потом ответил:

— Эльза, не пытайся умаслить меня, тебе пора бы понять, что со мной это не пройдет. Кроме того, тебе не нужно делать вид, что мой визит доставляет тебе радость.

— Ты же знаешь, — вздохнула она, — что я ничего против тебя не имею, но кому хочется принимать в своем доме палача? Даже для меня в этом нет ничего хорошего.

Мейстер Тюрнер понимающе кивнул.

— И все-таки это моя работа: следить за тем, чтобы в борделе все шло как положено.

Эльза вызывающе скрестила руки на обвисшей груди.

— Все так, как и должно быть.

— Да? — палач приподнял седые брови. — Как ты думаешь, сколько времени прошло с тех пор, как прозвенел колокол, оповещая горожан, что пора отправляться домой?

— Не знаю, — уклонилась хозяйка от ответа, — я его не слышала. — Но тебе хорошо известно, что в такое время я не могу прогнать своих клиентов. Когда им сюда приходить, чтобы расслабиться? Когда на небе солнце, они должны работать, а по воскресеньям и пятницам — идти в церковь. Для нас остается только ночь. Я несу ответственность за своих девочек. Как мне их кормить, одевать, если они не заработают денег?

Палач поднял указательный палец.

— Ты все правильно говоришь. Воскресенье! Когда начинается воскресенье? Когда встает солнце?

— В полночь, — проворчала хозяйка угрюмо. — Уже действительно так поздно?

Посетитель кивнул и указал на ширму, за которой раздался восторженный возглас.

— Кто у тебя там?

— Никаких священников, женатых мужчин, евреев, — прошипела Эльза, — только два честных неженатых ремесленника, желающих получить немного удовольствия.

Палач одобрительно кивнул.

— Хорошо, я не буду вешать на тебя штраф. Это закон епископа и совета, не мой.

— Ха, епископ! — озлобленно выпалила Эльза. — Ему не следует так задаваться. Поучает меня, как мне обходиться с моими девочками, в то время как сам в своей крепости кувыркается в постели с содержанками!

— Осторожно, Эльза, ты переходишь границу, — предупредил ее палач.

— Неужели? — пробурчала мадам. — У нас нельзя говорить правду?

— Иногда разумнее этого не делать, — посоветовал палач.

Эльза ухмыльнулась.

— Значит, ты не отрицаешь, что наш епископ похотливый кобель?!

— Я бы не стал так выражаться, — возразил палач, но уголки его рта дрогнули.

— Мне бы хотелось знать, сколько его нагулянных детей бегает по Мариенбергу! Во всяком случае, не секрет, что он засыпает деньгами своих содержанок, а от нас, порядочных граждан, вымогает все новые налоги.

Палач задумчиво кивнул. Он не стал ничего говорить по поводу того, что Эльза относит себя к порядочным гражданам.

— Да, и не только это. Он продает и закладывает все что можно. Каноники не знают, как осадить его или убрать, пока он не все разбазарил. С другой стороны, епископ велит собирать милостыню и приносить в Мариенберг.

— Капитулу придется туго, если он будет защищать свой трон с оружием, — сказала хозяйка.

— Город должен будет решить, на чьей он стороне. И мы с тобой знаем, что ни один бюргер или безземельный крестьянин добровольно не вступится за епископа. И нам не останется ничего другого, кроме как пойти против него.

— Ты считаешь, что опять будет большая война? — с трудом переводя дух, спросила хозяйка. — Пресвятая Дева, только не это. Я еще не забыла Бергтайм!

— Я тоже не забыл, — покачал головой палач. — Но, думаю, дело опять дойдет до мерения силами, и помилуй нас Бог, если епископ снова одержит победу.

— В случае с некоторыми членами городского совета было бы неплохо, если бы их голова скатилась к ногам, — презрительно выпалила Эльза.

— Но это не единственное, что может потерять город и что он потеряет, если мы выступим с оружием против епископа фон Брунна и потерпим поражение.

Хозяйка вздохнула.

— Да, я знаю и могу надеяться только на то, что до этого не дойдет. Пусть он там, в крепости, развлекается со своими шлюхами, а нас здесь, внизу, оставит в покое.

Это напомнило палачу о причине его ночного визита.