Густав Эмар - Миссурийские разбойники

Едва ли шестая часть осаждавших нашла спасение в бегстве.

На этот раз поражение индейцев было еще ужаснее предыдущего.

— Дочь моя! Диана! — кричал Джонатан хриплым от ужаса голосом.

— Она спасена! — проговорил Джордж, подводя к нему Диану.

— А ее похититель?

— Посмотрите! — ответил молодой человек, показывая на неузнаваемый труп Занозы, над которым все еще возился Дардар с неслыханной яростью.

— Сын мой! Благодарю! — воскликнул Джонатан, прижимая молодого человека к своей груди.

Они помирились…

Прошло четыре дня после этих событий. Шесть хорошо вооруженных всадников, сидя на отличных мустангах, выехали с острова разбойников, временно остававшегося под началом Камота.

Переправившись через брод на сушу, всадники сошли с лошадей в двадцати шагах от отряда американских солдат.

— Вот здесь мы и расстанемся, — обратился Оливье к пожилому французу, который гонялся за ним по прериям. — Я представлял вам документы, возвращенные мне старым деятелем времен террора, имя которого вам знать бесполезно; из них вы могли убедиться, что я имею право на имя и титул. Но успокойте тех, кто нанял вас агентом. Я отрекаюсь от этого имени и титула; на что они мне в этих пустынных краях, где я отныне намерен поселиться? Если же, против моего желания, судьба опять занесет меня во Францию, скажите моему отцу и родственникам, что тогда бесполезно будет искать моей смерти; отныне я умер для всех и внесу во Францию имя, которое сам заслужу. Истинное благородство — в сердце, а не в титуле, более или менее звонком.

— Позвольте… — пролепетал Эбрар.

— Довольно! Отныне мы с вами незнакомы. Дай Бог, чтобы мы никогда больше не встретились! В другой раз вам не удастся так легко отделаться от меня, как сегодня; я не буду иметь жалости к вам. Прощайте и помните, что я умер для вас, как и для моих родных. Бог вам судья!

Оливье отвернулся. Смущенный Эбрар поклонился и ушел вместе с бостонским арматором, с которого пот лил ручьями; Джордж и его также отделал без пощады.

Скоро оба скрылись со своими провожатыми.

— Теперь и мне надо с вами проститься, — произнес Том Митчелл, обращаясь к трем товарищам: капитану Дюрану, Оливье и Меткой Пуле.

— Нет-нет! — перебил его Оливье с живостью. — Напротив, мы отправляемся с вами.

— Вы?! — радостно вскричал атаман разбойников.

— Я и мои товарищи.

— Благодарю, — сказал капитан в раздумье, — но честь запрещает мне принять ваше великодушное содействие.

— Это почему? — спросил Оливье.

— А потому, что я принимаюсь за отчаянное предприятие, где, вероятно, сложу голову.

— Мы это знаем и именно потому не желаем разлучаться с вами.

— Обдумайте все получше, друзья мои.

— Довольно уж мы думали и давно все решили.

— Сестра моя счастлива с любимым мужем; дед и отец не нуждаются во мне, — сказал Меткая Пуля. — Куда мой друг пойдет, туда и я за ним.

— Аминь! — заключил, улыбаясь, капитан Митчелл.

— А я-то? Вы, кажется, забыли обо мне, — сказал Дюран. — Признаюсь, мне больно это слышать.

— Нет, мы не забыли о вас, милый друг, но вам не по дороге с нами: мы отправляемся в Мексику.

— Знаю, но вы выбираете плохую дорогу, тогда как я знаю гораздо лучшую.

— Что вы хотите этим сказать?

— Мой бриг «Патриот» стоит на якоре в Нью-Йорке. Поедем со мной, и я обещаю высадить вас на какой хотите берег… Что прикажете делать? Ведь я эгоист в дружбе, и мне совсем не хочется расставаться с вами.

И четверо друзей соединили свои руки в крепком пожатии.

Договор был заключен и скреплен печатью дружбы.

Может быть, со временем мы расскажем, какие последствия имело то опасное предприятие, в которое так смело бросились трое отважных охотников до приключений; расскажем и о дальнейшей судьбе людей, с которыми нас свела эта книга.

11,050 франков на французские деньги. — Примеч. автора.

Двойные холщовые карманы, привешенные к седлу. — Примеч. автора.

Гвианское лавровишневое дерево. — Примеч. перев.

Металлический бубен. — Примеч. перев.