Густав Эмар - Эль-Дорадо

Занавесь палатки опустилась за ним.

Изо всех индейцев Нового света первобытные жители Бразилии упорнее всех защищали свою независимость и противились с ужасным остервенением нашествию белых на свои владения. Еще теперь эта война, начавшаяся в первые дни покорения, продолжается неутомимо с обеих сторон с таким ожесточением, что кончится, без сомнения, совершенным истреблением несчастного племени, уже вполне разоренного европейцами. Мы находим необходимым распространиться, для большей ясности рассказа, о нравах этих наций, из которых многие теперь уже не существуют, а другие, если не совершится с ними естественная перемена, не замедлят навсегда исчезнуть с поверхности земного шара.

История американских племен еще до сих пор — тайна; вполне доказанной, по нашему мнению, должна считаться только одна истина, именно, что население Америки совершалось постепенно в различных ее концах различными же племенами, которые сами покорили, как гласят древние памятники, между прочим памятники Паланка, построенные ранее самых старых пирамид Египта, покорили, говорим мы, туземцев неизвестного для нас происхождения, но достигших высокой степени развития и цивилизации.

Большие индейские нации, покрывавшие во время завоевания бразильскую землю: тапуасы, тубарайсы, тупинамбы, тупиникане, айморасы и еще много других — большей частью разорены или уничтожены до такой степени, что уже не могут составлять отдельного племени; они смешались друг с другом, шаг за шагом отступая перед белыми, образовали союзы для сопротивления нашествию белых и положили, таким образом, основание бандам, продолжающим теперь еще войну.

Главной нацией в настоящее время в Бразилии должны считаться ботокуды, потомки айморасов, обычаи которых они сохранили почти в целости; между прочим, замечательно продергивание в нижнюю губу круга из дерева или из раковины, шириной часто в два или три дюйма.

Далее следуют патагосы, машаселии, малалы, маконы, камаканы (весьма цивилизованный народ), мукунии, панамы, капочесы и еще много других, менее важных, которые составляют как бы общества, а не племена. Эти индейцы почти все независимы и ведут кочующую жизнь, сохраняя в степях и девственных лесах Бразилии недоступные жилища, в которые португальское могущество не может проникнуть.

Между собою эти племена постоянно воюют, потому что самый ничтожный повод возбуждает непримиримую вражду; они, однако, забывают свою ненависть и соединяются большими толпами, когда нужно напасть на белых. Этот дружный отпор до того ожесточает португальцев, что они обходятся с индейцами, как с дикими животными, и беспощадно истребляют их, если удается застать их врасплох, что случается, впрочем, очень редко по баснословной хитрости дикарей.

Как древние, так и современные историки укоряют индейцев в людоедстве. К несчастью, несмотря на их энергичные опровержения, эта ужасная привычка не подлежит сомнению. Со времени несчастного Ганса Штадена, пленника тупинамбов в шестнадцатом веке, которому хозяин, кровожадный Квониам-Бебе, говорил со страшными угрозами, что он уже съел пятерых европейцев, до настоящего времени людоедство сохраняется у туземцев Бразилии.

Эта ужасная привычка возникла не вследствие недостатка в пище, а есть проявление искаженного вкуса, по которому человеческое мясо возбуждает в них особенный аппетит. Часто после битвы они пожирают своих пленников, оставляя только их головы, которые они бальзамируют и сохраняют как трофеи. Но мы должны отдать полную справедливость некоторым индейским племенам, семи или восьми, всегда отказывавшимся от этого обыкновения и невиновных в подобном преступлении.

В продолжение нашего рассказа нам придется поговорить подробнее о некоторых странных, почти неизвестных еще нравах бразильских жителей.

Знакомство с ними, однако, представляет особенный интерес и потому, что недалеко время, в которое они будут существовать только в виде предания, при безостановочных успехах цивилизации; совершенное истребление первобытных жителей этих стран так же неизбежно, как в других частях Нового света.

Около десяти лье от плоскости, где караван, о котором мы выше говорили, остановился на ночлег, несколько времени до заката солнца, на широкой лужайке, находящейся на левом берегу Парагвая, у опушки catinga, или низкого, довольно обширного леса, три человека, сидя на опрокинутых стволах деревьев, вели между собой очень оживленный разговор.