Густав Эмар - Эль-Дорадо

— Вам нечего бояться сеньора Малько.

— Как он ни жесток и ни зол, ваше сиятельство, — отвечал капитао с некоторым одушевлением, — я его не боюсь, он это знает очень хорошо; уже не в первый раз я с ним ссорюсь; мы несколько раз уже мерились с ним силами, и наши силы оказались равными.

— Вы не так поняли мои слова, сеньор, вам нечего бояться Малько Диаса потому, что он уже более не в моем услужении и уехал из лагеря, чтобы, без сомнения, уже не возвращаться.

— Как, ваше сиятельство, — вскричал удивленный индеец, — вы его отпустили?

— Нет, он сам по своей собственной воле покинул нас.

Капитао нахмурился и покачал несколько раз головою.

— Ваше сиятельство, вы поступили опрометчиво, позволяя ему уехать: когда имеешь подобного рода мошенника в своей власти, то никаким образом нельзя его выпускать.

— Что же мне было делать? Срок его найма кончился, он не захотел возобновить его, не согласился даже остаться еще несколько дней; я поневоле был принужден согласиться на его отъезд.

— Правда, маркиз, извините меня; человек этот был свободен, вы не могли его удерживать; однако в подобных обстоятельствах я не поступил бы так, тем более после подозрений, которые, вы сами сказали мне, возникли против него.

— Я очень хорошо знаю, что сплоховал: к несчастью, у меня не было никакого правдоподобного предлога, чтобы его удержать; это произвело бы скандал, которого я хотел избегнуть; если бы я так поступил, то угрожающая нам катастрофа произошла бы раньше.

— Все это хорошо, но поверьте мне, ваше превосходительство, если Малько вдруг оставил нас, то имел на это основательные причины и довел нас до того места, куда ему нужно было, чтобы мы приехали; у него есть, без сомнения, надежные люди, с которыми он готовит нашу гибель.

— Я и сам так думаю, дон Диего, но кто его союзники? Где приготовили они засаду? Вот на что я не могу ответить, а это, однако, было бы очень важно знать как можно скорее.

Капитао хитро улыбнулся.

— Одни рыбы да птицы не оставляют после себя следов, — сказал он, — как бы ни был ловок человек, всегда можно, разумеется потрудившись, найти его след.

— Таким образом, вы думаете, что узнаете, куда скрылся этот злодей?

— Да, ваше сиятельство; несмотря на все предосторожности, с которыми он совершил свое бегство, и старанье скрыть свой след, я уверен, что отыщу его скорее нежели в час; к тому же это дело для меня еще легче, потому что я уж давно наблюдаю и изучаю его привычки.

— Жаль, что нам теперь ничего нельзя предпринять, а нужно дождаться восхода солнца, между тем как для него достаточно и одной ночи, чтобы совершенно скрыться от нас.

— Зачем нам, ваше сиятельство, ждать до завтра? Извините, что я осмеливаюсь вас спрашивать.

— Ну, мне кажется, чтобы отыскать след, даже если бы он очень хорошо обозначался, нужно прежде всего отлично видеть, а теперь мы окружены мраком, который еще гуще в безлунную ночь.

— Это не важно, ваше сиятельство, — отвечал капитао, улыбаясь, — для человека, привыкшего как я бродить по пустыне во всякое время и в различных местах, темноты не существует.

— В таком случае, — вскричал маркиз с видимой радостью, — если я приказал бы вам сейчас же сесть на коня?..

— Я тотчас бы послушался, ваше сиятельство.

— И вы бы все разузнали?

— В этом нет никакого сомнения; не индеец ли я сам, ваше сиятельство, хотя и цивилизованный? Я сохранил довольно проницательности, характеризующей наше племя, чтобы не бояться неудачи в этой попытке; вам она кажется очень трудной, но для меня она только детская игрушка.

— Если так, то садитесь скорее на коня и поезжайте, ради Бога, как можно скорее; я буду ждать вашего возвращения, дон Диего, с живейшим нетерпением.

— Не беспокойтесь, ваше сиятельство, я возвращусь до восхода солнца и с хорошими вестями; но мне необходимо, чтобы вы предоставили это дело вполне моему усмотрению.

— Делайте, как знаете, капитао, я полагаюсь на вашу проницательность и честность.

— Я не обману вашего ожидания, ваше сиятельство, — отвечал индеец, вставая.

Маркиз проводил его до дверей палатки, потом возвратился и сел; но, подумав несколько минут, встал неожиданно, вышел и направился к таинственному шатру, о котором мы уже сказали несколько слов и куда он вошел, объявив сторожам свое имя, — он сам приказал никого не впускать. Эта палатка, гораздо большая, чем поставленная для маркиза, разделялась полотняными, искусно сшитыми стенами на несколько частей; она походила, по своему удобству и роскоши, более на жилище, в котором намереваются провести по крайней мере несколько месяцев, нежели на временную стоянку.