Майкл Панке - Возвращенец

Бриджер колебался, отчаянно желая возразить Фицджеральду, но не смог привести ни одного аргумента. Не из-за того, что ему не хватало слов, а потому что доводов не хватало. Легко понять мотивы Фицджеральда, он сам назвал их - деньги. Но каковы его собственные? Точно не деньги. Он всегда путал цифры, а регулярное жалованье было богатством большим, чем он когда-либо видел. Бриджеру хотелось верить, что двигала им преданность, верность товарищу. Он определенно уважал Гласса. Гласс был добр, присматривая за ним, обучая, защищая от оскорблений. Бриджер осознавал свой долг перед Глассом, но какова его глубина?

Мальчик помнил то удивление и уважение в глазах людей, когда он вызвался остаться с Глассом. Какой контраст это составляло с гневом и презрением той ужасной ночи на посту. Он вспомнил, как капитан похлопал его по плечу, когда отряд уходил, и как этот простой жест наполнил его чувством единения, словно в первый раз в жизни он заслужил свое место среди остальных. Разве не по этой причине он оказался здесь, на этой поляне, чтобы спасти свою уязвленную гордость? Не присмотреть за другим, а присмотреть за собой.

Разве отличается он чем-то от Фицджеральда, наживаясь на несчастье другого? Можно что угодно говорить о Фицджеральде, но по-крайней мере, он искренен в своих мотивах.

На утро третьего дня оставшийся в лагере за хозяина Бриджер провёл несколько часов за починкой своих мокасин, которые стёрлись до дыр во время перехода. Как следствие, он исцарапал и натёр себе ноги и обрадовался возможности взяться за их починку. Он отрезал кусок от оставшейся после ухода отряда шкуры, проколол шилом дырочки по краям и заменил подошву новой кожей. Стежки вышли грубыми, но крепкими.

Он осматривал свою работу, и тут его взгляд остановился на Глассе. Вокруг ран кружились мухи, и Бриджер заметил, что губы Гласса потрескались и сморщились. Мальчик опять задался вопросом, стоит ли он в моральном смысле выше Фицджеральда. Бриджер наполнил большую жестяную кружку студёной водой из родника и поднёс ее к губам Гласса. Влага вызвала бессознательную реакцию, и Гласс принялся пить.

Но когда Гласс выпил воду, Бриджер ощутил разочарование. Хорошо чувствовать себя полезным. Фицджеральд, конечно же, был прав. Вне всяких сомнений, Гласс умрет. Но должен ли я ради него делать всё от меня зависящее? Хотя бы предложить утешение в последние часы?

Мать Бриджера могла сделать лекарство из любых растений. Он не раз укорял себя за то, что ему стоило уделять больше внимания, когда она возвращалась из леса с корзиной, полной цветов, листьев и коры. Но пару простых рецептов он знал, и на краю поляны нашел то, что искал - сосну с клейкой, как патока, живицей. Своим ржавым разделочным ножом он принялся соскребать смолу, пока на лезвии не набралось достаточное количество. Он вернулся назад и встал на колени рядом с Глассом. Мальчик сперва занялся глубокими колотыми ранами от укусов гризли на руке и ноге Гласса. Несмотря на то, что кожа вокруг оставалась сизовато-чёрной, они затягивались. Бриджер пальцем нанес смолу, втирая её в раны и кожу вокруг.

Затем он повернул Гласса набок, чтобы осмотреть спину. Когда носилки порвались, грубые швы треснули и стали заметны следы недавнего кровотечения. Но не кровь придала алый цвет спине Гласса. А заражение. Вдоль всей спины тянулись пять продольных порезов. Внутри порезов собрался жёлтый гной, и края ран свирепо пылали. Запах напомнил Бриджеру прокисшее молоко. Не уверенный в том, что делать, он просто смазал живицей всю область ран, дважды вернувшись за ней к деревьям.

Напоследок Бриджер занялся ранами на шее. Швы, наложенные капитаном, оставались на месте, хотя на взгляд мальчика, они просто скрывали хаос под кожей. Лежащий без сознания Гласс по-прежнему дышал с хрипами, как будто стучали сломанные части механизма. Бриджер опять направился к соснам, на этот раз выискивая дерево с отслаивающейся корой. Он нашел его и ножом поддел отходящую кору. Хрупкий луб он собрал в свою шляпу.

Вторично наполнив свою кружку водой из родника, Бриджер положил её на уголья. Когда вода закипела, он добавил в нее сосновый луб, и кончиком ножа принялся помешивать микстуру, пока смесь не стала однородной и густой, как грязь. Он подождал, пока припарка слегка остыла, и положил её на горло Глассу, к порезам и к плечу. Затем Бриджер направился к своему небольшому ранцу, достав оттуда остатки сменной рубашки. Он покрыл компресс материей и, приподняв голову Гласса, завязал тугой узел на шее.