Макс Кратер - Последний еврей Багдада

— Это для вас, европейцев, он — великий. Здесь, на Востоке им до сих пор детей пугают.

— Оставим дефиниции ученым, — быстро произнес репортер, который вдруг ясно представил себе, что сейчас узнает о сказочных сокровищах Междуречья, — продолжайте.

— Не исключено даже, что речь идет о последней воле этого, бесспорно, выдающегося, но крайне жестокого завоевателя.

— Невероятно. И факт существования такого документа до сих пор скрывали от науки?

— Ну, это не совсем факт. Скорее, предположение. Сложность заключается в том, что текст выглядит полной абракадаброй. Это, вероятно, шифр, разгадать который никто до сих пор не смог. Отчасти, наверное, потому, что и попыток было предпринято не так много.

— В это трудно поверить.

— И, тем не менее, это так. Возможно, все станет понятнее, когда я расскажу историю обнаружения таблички и то, как она, в конечном счете, попала в музей. Ее нашли немцы из экспедиции Кольдевея [4] Роберт Кольдевей (1855–1925) — великий немецкий ученый, археолог, открывший руины Вавилона. .

— Того самого, который открыл Древний Вавилон, — опять же механически произнес Дэвид.

— Да не было никакого открытия, — раздраженно парировал Барзани, — все это байки, которыми вас кормят на Западе. Любой здешний крестьянин с рождения знает, где находился этот город. И не потому, что кто-то его якобы открыл. Да там даже один из холмов издревле называется Бабил. Лет за тридцать до того же Кольдевея начать раскопки пытались и ваши соотечественники, но не оценили весь масштаб работ.

— Пусть так. Не будем спорить, дальше…

— Немцы подошли к делу с размахом. Собрали полмиллиона золотых марок. Бешеные деньги по тем временам. И это только на первый этап работ: узкоколейку проложили для вывоза грунта, речную пристань построили. Мечтали о сказочных богатствах.

— Но ни золота и ни драгоценностей так и не нашли, — согласился Дэвид.

— Раскопали одни руины, в том числе и обломки ворот Иштар. Нашли основание Вавилонской башни, амфитеатр, место, где стояли сады Семирамиды и, в общем-то, все.

— Кольдевей в письмах домой жаловался на воровство со стороны местного населения, которое нанимали для работы на раскопках, — припомнил репортер деталь, о которой читал, будучи студентом.

— Я бы назвал это попытками патриотов сохранить исторические ценности и не дать их вывезти из страны.

— И снова — не будем устраивать дебаты. Что с табличкой?

— Ее обнаружили в начале 1917 года. Самого Кольдевея тогда на месте не было. Он уехал в Багдад, решать какие-то технические вопросы. Руководили всем его помощники. В тот день в лагере царило невероятное оживление. Еще бы — такая сенсация: годы работы, одни кирпичи да черепки. И вдруг такое! Табличку положили в сейф в палатке, где жил сам Кольдевей. Охранять его вызвались четыре человека, считай, все руководство экспедиции, а на утро их нашли убитыми. Ходили слухи, что погибли они все по-разному, но какой-то жуткой смертью. Табличка пропала.

— Одну минуту. То, о чем мы сейчас говорим — это из разряда легенд? Откуда вам все это известно?

— Один старик рассказал. О нем — чуть позже.

Кофе давно был выпит, и Абдулла принес кальян. Одну трубку протянул Барзани, тот с наслаждением затянулся. Дэвид от предложения покурить отказался.

— Описание таблички никто не успел сделать. И даже сегодня нет ни фотографий, ни рисунков. Она не была занесена ни в один из археологических справочников, о ней не писали в газетах и не упоминали другие участники раскопок.

— Убийцу не искали вовсе?

— Шла же Первая мировая. Англичане начали наступление с юга, и немцы были вынуждены спешно свернуть работу. Табличку похитили представители одного из племен, которое кочевало в пустыне к западу от Евфрата. Еще года через три был образован Ирак — государство в тех границах, в которых оно существует и по сей день. Вождь племени, назовем его, скажем, Али, мог расплавить золотую вещицу, но не стал этого делать. Тогда повсюду наблюдался невероятный патриотический подъем: Великое арабское восстание, освобождение Сирии. Потом мы прогнали османов, которые веками здесь хозяйничали. У нас появился свой король.

— Фейсал Первый, — произнес Дэвид, но не для того, чтобы поддержать разговор, а чтобы Барзани понял: его собеседник в курсе истории страны, в которую приехал с журналистским заданием. Незначительные детали можно просто опустить.

— В новом короле видели основателя будущей династии, — не понял намека араб.