Саймон Скэрроу - Месть

– Согласен.

Они еще какое-то время постояли молча, внимательно глядя друг на друга, как будто только что познакомились.

– Что тут происходит? – прозвучал голос Лупа. Писарь вышел из пещеры, с трудом передвигая ноги и почесывая затылок. Увидев на земле сумку с хлебом и сыром, он просиял. – Ой, как хорошо! Я умираю от голода. Ну и чего мы ждем? Давайте поедим!

Фест решил, что они должны тронуться в путь сразу после еды. Говорили они мало, и Луп недоуменно поглядывал на своих товарищей, пока все жевали, явно пытаясь угадать, что могло случиться, пока он спал. Внезапно он заметил дощечку, лежащую у стены пещеры, и уставился на нее, чуть не подавившись куском хлеба. Потом перевел взгляд на Феста, и кровь отлила от его лица. Это выглядело так комично, что Марк невольно рассмеялся и тут же закашлялся, не сумев проглотить кусок. Фест крепко хлопнул его по спине. Цербер зарычал на телохранителя, а потом тревожно обнюхал лицо хозяина. Напряжение растаяло, когда Фест и Луп принялись посмеиваться над Марком и его собакой, и даже Ливия посмотрела на сына с улыбкой.

– Да все в порядке! – выдохнул Марк, хотя его глаза слезились. – Фест все знает.

– Что? Как это?

– О чем-то он сам догадался, а остальное я ему рассказал. Больше никаких тайн.

Фест кивнул:

– И так оно и будет впредь. Если мы с тобой должны доставить и Ливию в надежное место, то мы должны все присматривать друг за другом. Все. И я не желаю слышать ложь от кого бы то ни было. Самые серьезные опасности ждут нас впереди. Теперь, когда римские власти узнали, что у Спартака был сын, они не успокоятся, пока не поймают или не убьют Марка. А у нас только одно преимущество: они не могут открыть настоящую причину преследования Марка.

– Почему это? – спросил Луп.

Марк ответил сам:

– Потому что если разнесется весть, что ловят не кого-нибудь, а сына Спартака, то каждый раб в империи тут же станет искать возможность восстать против хозяев.

– Именно так, – согласился Фест. – Для них выгоднее решить проблему по-тихому. А это значит, что им придется проявлять осторожность, охотясь на тебя. В общем, играть в кошки-мышки.

Марк мрачно кивнул.

Его мать вздохнула:

– Похоже, нас ждет долгое путешествие. Куда бы мы ни направились. – Она посмотрела себе под ноги. – И наши неприятности далеко еще не закончились.

Марк осторожно взял ее руку и мягко сжал.

– Самое худшее все равно позади, мама. С чем бы нам ни пришлось столкнуться в ближайшее время, мы, по крайней мере, встретим опасности вместе. И я буду рядом, чтобы защитить тебя.

Ливия с грустью во взгляде посмотрела на сына.

– Как раз это всегда хотела делать я – защищать свое дитя. И меня постоянно терзала мысль, что именно тогда, когда ты сильнее всего нуждался в защите, я была бессильна что-либо сделать.

– Ты в этом не виновата. Это все Децим. Но теперь он заплатил за все.

– Да… Да, хотя бы это действительно так.

Фест смахнул с туники хлебные крошки и встал:

– Пора двигаться. Мне хочется к концу дня оказаться как можно дальше от Тегеи.

– Куда мы пойдем? – спросил Марк.

– На запад, к побережью. А потом сядем на корабль и уплывем подальше от Греции и Италии.

Все встали, и Цербер, виляя хвостом, смотрел на всех по очереди. Когда они уложили мешки и повесили их через плечо, Фест махнул рукой в сторону тропы и зашагал вперед. За ним шел Луп, потом Марк с матерью, и завершал шествие Цербер. Вдали продолжал подниматься в небо дым над догоревшим поместьем Децима. Марк подумал, что его клубы похожи на подношение богам. Такое подношение, какое делают моряки и прочие путешественники перед дальней дорогой, прося богов защитить их и помочь достичь конца пути.

Марк улыбнулся при этой мысли и посмотрел на мать.

И его сердце наполнилось теплом, какого он не знал уже несколько лет.

Панафинеи, Панафинейские игры – празднества в античных Афинах, проводившиеся в честь покровительницы города богини Афины.