Сергей Булыга - Железный волк

— Нет, ждал. Входи, садись. Небось устала?

Она усмехнулась, ответила:

— Да, есть маленько. Сяду.

И подошла к нему. Нет, он Ее не видел. Он только слышал — заскрипели половицы. Потом на лице почувствовал ее холодное дыхание.

— В ногах! В ногах садись! — хрипло воскликнул князь и вжался в стену, задрожал. И снова нож схватил.

Она склонилась над ним и сказала:

— А ты, как молодой, за жизнь цепляешься. Не стыдно, князь? В твои–то годы!

Он молчал. Она, немного подождав, спросила:

— Ты что, Всеслав, еще на что–нибудь надеешься?

— Я пока жив…

— Ну–ну. Смотри, как бы потом не пожалел.

— Не пожалею!

— Ладно!

И отошла, села в ногах. Тюфяк под Ней прогнулся… А князя бросило в озноб. Потом в жар. Опять в озноб. Сидел, молчал и ждал, что будет дальше.

И вдруг приказала:

— Брось нож, Всеслав! Нож, говорю. Ну!

Нож глухо брякнул об пол.

— Вот так–то лучше.

Она чуть–чуть придвинулась к нему и продолжала:

— Я оказала тебе честь. Да, князь, великую. С другими знаешь как? Р–раз — и готов. А с тобой церемонюсь. Сижу жду. Ты помолись, Всеслав! Чего молчишь? Молиться–то тебе, поди, придется долго. Боюсь, и до–светла не справишься… Или ты и меня захотел переюпокать? Как этих… дальних своих братьев!

— Нет, тебя не обманешь.

— И то! И об отсрочке не проси. Не дам.

Князь затаил дыхание, не шевелился, то открывал, то закрывал глаза. Пресвятый Боже!.. Наконец спросил:

— А почему?

Она негромко засмеялась, ответила:

— Смешной ты, князь. Не понимаешь, кто к тебе пришел? Сейчас умрешь. Ну, не хочешь молиться, и ладно. Я знаю, в Бога ты не веруешь. Так встал бы, подошел к окну да подышал. Вон дух легкий какой! Весна, князь, на дворе!

— Так не надышишься уже.

— Но все–таки… Да и потом: яви смирение. Все говорите о смирении, а сами… — И замолчала.

Ночь за окном. Далеко, на Великом Посаде, завыла собака. Ну что же, смерть так смерть. Ты не в полоне, не в бегах. Ты — в своей отчине. И волоки твои. И честь — тебе, Она и впрямь не с каждым станет разговаривать. И все–таки…

Князь облизнул пересохшие губы, спросил:

— Так почему нельзя просить отсрочки?

— Жить больше, чем положено, нельзя. Всему свой срок. — Она зашевелилась.

А он спросил:

— Й мне?

— Да, и тебе. И так вон семьдесят отмерили!

И подвинулась ближе, еще ближе…

Он закричал:

— Нет! Подожди!.. — Спохватился, закусил губу: он князь!

— Жду, жду, — насмешливо откликнулась Она. — Я даже, если хочешь, отодвинусь. А ты кричи, не бойся, все равно нас никто не услышит.

И ведь права. Игнат давно ушел к себе и крепко спит. А там, внизу, только младшая дружина.

— Да, — сказала Она, — всем свой срок. Вот, скажем, твой прадед Владимир, дед Изяслав, отец — все уходили вовремя.

— Отец?! — Князь отшатнулся. — Он вовремя?

— Да, в самый срок.

— Но почему? Ответь!.. Не можешь?!

— Да, не могу. Здесь не могу. Вставай, пойдем. Я расскажу тебе, но уже там, ты знаешь где. — И вновь придвинулась, уже почти вплотную.

И князь почувствовал, как закипает в жилах кровь, а руки холодеют. Он мог кричать, но молчал. Сносил Ее дыхание…

— Здесь, — сказала Она, — я тебе ничего не скажу. Здесь — жизнь живых. Пойдем. — И обняла его.

Он стерпел и это. Сжал в кулаке нательный крест и оберег, произнес:

— Пойдем, пойдем. Вот только…

— Что «только»? — Она взяла его за горло.

Он захрипел:

— Послы… Я жду послов. Не для себя!

— Я знаю это. Ну и что? Пойдем. Пора!

Захрустел кадык. Но князь успел крикнуть:

— Семь дней! Семь! Семь!..

Свет! Гром! Огонь!

…Очнулся. Где он — здесь, там?.. Нет, еще здесь. А где Она? Сел и окликнул:

— Смерть!

Молчание.

— Смерть! Смерть!

Не отзывается. Тьма непроглядная. Ни шороха, Ни звука… Но он сказал:

— Я знаю, ты здесь. И говорю: встречу послов, созову сыновей, а потом приходи. Семь дней прошу. А за это… Вот! — Он сорвал со шнурка оберег и швырнул в темноту. Кто–то невидимый не дал ему упасть, поймал.

— Довольна? — спросил князь.

— Довольна! — Она усмехнулась.

И стоит, не уходит. Всеслав зажмурился, стиснул зубы… А Смерть задумчиво сказала:

— Семь дней! Глуп, слеп ты, князь… Но будь по–твоему. Нынче среда, считай, она прошла уже, через семь дней еще одна среда пройдет… — И спохватилась: — Нет! В ту среду я тебе весь день не дам — полдня! Да, князь, в час пополудни будет самый срок, на том и порешим. Жди, князь! — И засмеялась. И ушла. Хоть дверью и не хлопала, и половицы не скрипели, а знал Всеслав, почуял, что ушла.