Павел Амнуэль: Суд

У порога мастерской я натолкнулся на Хирама. Пес, оказывается, стерег меня, как раба

– Мне нужно видеть верховного сановника, – сказал я.

Хирам быстро залопотал, и я с трудом понял из его скороговорки, что Фалех в Меннефере, а завтра Царь царей, божественный Хафра, почтит своим присутствием дворец верховного сановника.

Такая удача мне и не снилась.

– Принеси еды, – потребовал я и вернулся в мастерскую. Отдохнув, взялся за работу и завершил ее лишь поздней ночью.

Утром, выйдя в сад, я увидел, что он полон людей: воинов, сановников, жрецов. Меня окликнул жрец и призвал именем Великого Дома во дворец.

В большом зале стояло царское возвышение. Ахром-Хафра сидел на троне так непринужденно, будто на самом деле занял это место по праву рождения. Его лицо показалось мне более светлым, чем раньше. Приглядевшись, я понял, что это искусно наложенный грим. Рядом с фараоном стояли Фалех и верховный жрец. Нужно было паси, па колени, но я стоял столбом: ноги отказывались сгибаться.

Хафра усмехнулся:

– Ты, я вижу, не вполне оправился после болезни. Только этим я могу объяснить, что моя статуя еще не готова.

– Она готова, о владыка, – сказал я. – Она высечена из мрамора «митт»…

– Мы придем в мастерскую после совета, – кивнул Хафра.

Совет военачальников затянулся, и фараон со свитой появился в мастерской, когда солнце стояло у самой черты горизонта. В свите Кафры не было жрецов, и сам Царь царей выглядел рассерженным. Теперь моя жизнь зависела от случая.

Фараон подошел к своей статуе и не смог сдержать возгласа восхищении. Хлфра был высечен сидящим па тропе. Руки со сжатыми кулаками лежали на коленях. Голова, покрытая царским платком, гордо поднята кверху. Прямой нос, прижатые к голове уши и клиновидная бородка придавали лицу нубийца черты, которые делали фараона уроженцем Кемта!

Хафра бросил на меня один только взгляд, и я понял, что спасен.

– Это я, – коротко сказал Царь царей.

Что ж, это оказалось правдой. С того дня Хафра стал таким, каким был изображен. Дворцовые умельцы изготовили изумительной работы маску, о существовании которой знали очень немногие, а те, кто догадывался, не смели говорить. Все дальнейшие изображения фараона, кто бы ни делал их, были лишь точной копией моей работы. Мной действительно был создан канон. Я не думал об этом, спасая свою жизнь, но так получилось: я, скульптор Минхотеп, сотворил того Хафру, какого тридцать лет знал и любил народ Кемта…

Насмотревшись на собственное изображение, Хафра подошел к статуе Юры. Он стоял перед ней очень долго. Солнце зашло, мастерская погрузилась в полумрак. Хафра громко сказал:

– Девушка прекрасна. Кто она?

– Это скульптура моей дочери Юры, о владыка, – ответил Фалех, – но я нахожу…

– Почему я раньше не видел твоей дочери? – прервал его Хафра. – Ты не приводил ее в мой дворец?

Помолчав, он добавил:

– Мы поговорим о ней позднее, сановник.

Фалех поклонился. Фараон обратился ко мне:

– Я доволен, Минхотеп. И велю выставить свою статую в тронном зале в Меннефере. Тебе поручаю начать строить в городе мертвых усыпальницу, достойную Царя царей. В помощь я вызвал из Она [11]строителя Ментаха.

С этими словами Хафра покинул мастерскую.

После ухода фараона я долго искал Юру в саду и во дворце. Вернулся к себе и здесь застал Иддибу.

– Где твоя госпожа? – воскликнул я.

– Госпожа, – голос Иддибы дрожал, – не сможет увидеться с тобой. Моя госпожа – невеста Великого Дома. Это решилось сейчас. Мы переезжаем в Меннефер. Госпожа велела передать тебе амулет. Просила, чтобы ты всегда носил его в память о ней.

Я увидел топкую золотую пластинку на цепочке. На одной стороне амулета было выбито имя Озириса, на другой – божество сфинкса. Изумительная древняя работа. Неожиданно мне показалось, что сфинкс улыбается странной и непонятной улыбкой. Улыбкой нубийца…

Наступил вечер, но в пещере было довольно светло, потому что взошла луна. В ее свете можно было разглядеть жалкое ложе отшельника, несколько кувшинов с водой и пищей.

Минхотеп лежал, закрыв глаза. Отшельник стоял над ним, сложив на груди короткие руки. Хатор, сидя подле Минхотепа на коленях, смачивал лоб скульптора влажной тряпочкой. Отшельник нарушил молчание:

– Учитель наш ослаб. Пусть отдохнет. Я продолжу его рассказ. – И, увидев удивленные лица юношей, добавил: – Да, я – Ментах, бывший зодчий фараона, строитель царской усыпальницы.

Хатор так и впился взглядом в хмурое скуластое лицо отшельника. Он верил каждому слову учителя и ждал продолжения.