Виталий Гладкий: Ассасины

И снова потянулось томительное ожидание. А солнце словно действовало по наущению Старца Горы, палило нещадно. Но это было днем. Ночью же юношей пробирал озноб, ведь в горах уже приближались холода, и оба тесно прижимались друг к другу, чтобы согреться. Сон их был беспокоен, потому как на голой, каменистой земле даже ишак долго не улежит на одном месте.

Но вот наступил момент, когда закончился запас и у Авара. К тому времени он, Хасан, и еще четверо кандидатов пошли на «повышение» – их наконец перевели в крепость. Дорога через ксар круто забирала вверх, к воротам крепости. Юноши шли, шатаясь от голода, но в ремесленном поселении не нашлось ни единой сердобольной души, чтобы подкормить их хотя бы черствой лепешкой. В крепости будущих фидаинов оставили на каменных плитах перед входом в приземистое здание, у которого были не окна, а узкие бойницы, приказали никуда не ходить и словно забыли о них.

Авар знал, что сейчас начнется самое тяжелое испытание – на выносливость. Если до этого испытывались упрямство и фанатизм, которые все же поддерживались взятыми в дорогу продуктами, то в крепости их ждала сама смерть. Некоторые из соискателей милостей Старца Горы не выдерживали и умирали от физического истощения.

Юноша приготовился стоически выдержать все, что ему было уготовано. Кроме того, что будущим фидаинам не полагалась никакая еда (питье все же принесли – несколько кувшинов), они должны были терпеть еще и то, что на площади перед зданием негде было отправить естественные надобности. Авар знал это от Наставника, но очень удивился, когда о том же ему шепнул Хасан. Ему-то откуда все известно?!

Поблагодарив товарища взглядом, Авар уселся поудобней, скрестил ноги, прикрыл глаза и погрузился в нирвану. Этому способу отрешиться от всего земного его научил все тот же Азермехр. По некоторым намекам юноша понял, что в молодости Наставник водил караваны в Хинд [13], где и научился потрясающему терпению переносить тяготы и лишения.

Спустя какое-то время мысли Авара осветлились до полной прозрачности, и он перестал замечать и нещадный зной, и назойливых мух, и вообще все вокруг. Его тело стало легким, словно тополиный пух, гонимый ветром, и он воспарил над крепостью как птица.

Юноша немного удивился новому состоянию (раньше на занятиях по нирване под руководством Азермехра никогда такого не случалось), но потом вспомнил слова Наставника, что настоящее просветление наступает после долгих дней голодания и в моменты наивысшего душевного напряжения. Голодать Авару приходилось, и не раз – в учебных целях, – но тогда он знал, что в любой момент ему придут на помощь, если что-то пойдет не так. А в логове Старца Горы юноша находился во вражеском окружении, и это все время давило на сознание помимо воли. Как не хотел Авар сосредоточиться и выбросить опасные мысли из головы, у него все равно ничего не получалось.

Авар оставил для размышления всего две проблемы: что собой представляет Хасан и откуда мог Азермехр знать подробности приема в фидаи? Выходило, что Наставник в далеком прошлом имел какое-то отношение к Старцу Горы. Неужели он был фидаем?! Но если так, то Наставник уже был бы или мертв, или сидел бы по правую руку шейха аль-Джабаля – с его-то потрясающими способностями. Это была загадка, которую юноша не мог разгадать даже в состоянии просветления.

Наконец, Хасан из Магриба. Он вполне оправдывал свое имя – юноша был весьма пригож; такие смуглолицые красавцы очень нравятся девушкам, чего Авар не мог сказать о себе. Впрочем, не исключено, что девушки племени сторонились его по той причине, что Авар принадлежал к «невидимым».

Они знали, что редко кто из «невидимых» обзаводится семьей, выбирая в жены соплеменницу. Обычно «уходящие в свет» лазутчики племени женились там, где пускали корни и обзаводились деловыми связями.

Но что подвигло красавца Хасана, мальчика явно из небедной семьи, податься в фидаи? То, что он был исмаилитом, Авар понял сразу. Юноши молились рядом, и слова молитвы в устах Хасана звучали куда проникновенней, нежели это получалось у Авара, душа которого яростно противилась чуждым мыслям. Только благодаря железной воле юноша давил в себе неистовое желание бормотать во время молитвы какую-нибудь ахинею. Конечно, не будь рядом Хасана, он никогда не сказал бы ни единого слова из мусульманской молитвы. Но едва Авар вошел в горы, где могли находиться соглядатаи Старца Горы, он начал регулярно останавливаться, чтобы делать вид, будто совершает намаз [14].