Виталий Гладкий - Красная перчатка

Это была Жанна де Бельвиль и ее спутники, сбежавшие с «Бретани»: сын Морис, рыцарь Готье де Брисэй, его оруженосец Вент Фишгорст, алхимик Жильбер и двое слуг. К сожалению, в живых остались не все. Девять ужасных, полных смертельной опасности дней их шлюпка блуждала под ненастным небом Ла-Манша, качаясь на серых волнах. Куда нужно плыть, никто не знал, потому что беглецы не имели никаких навигационных приборов, а сориентироваться по Солнцу мешали постоянные тучи. В спешке никто из них не позаботился о главном — воде и съестных припасах. На шлюпке нашлась лишь небольшая фляга с вином и несколько сухарей.

Было очень холодно; волны, захлестывая маленькое, но прочное суденышко, заливали беглецов. В отчаянии прижимая к себе Гийома, Жанна чувствовала, как его маленькое тельце сотрясает дрожь. Жизнь потихоньку уходила из него, и мать была в отчаянии. Она не реагировала ни на что, не пила вино, лишь слизывала влагу со своего топора, и не ела даже те крохи, что ей предлагали. Морис не знал, как помочь матери. На третий день Гийом умер на руках у Жанны. Море приняло его маленькое тельце с полным безразличием. Жанна не плакала, но на нее было страшно смотреть. Казалось, бесстрашная воительница вмиг обуглилась — ее белое лицо почернело, стало похожим на дьявольскую маску.

— Это все Божья десница, — шептала она словно в забытьи. — Божья десница… Наказание за все мои прегрешения… Я не знала жалости к своим врагам, и Господь поразил меня в самое сердце тоже без сожаления…

Спустя еще три дня ушел в мир иной старый слуга де Бельвилей, Амбруаз. Оказалось, что он был ранен арбалетным болтом, рана быстро загноилась, и Амбруаз, чтобы не обременять госпожу, бросился в волны. На другой день за ним от истощения и холода последовал и его друг по имени Ланс.

Остальные держались из последних сил. Предприимчивый Истома смастерил из булавки крючок, сплел леску из веревочной пряди от якорного каната, вместо наживки использовал крошки сухаря, завернутые в тряпицу, и неожиданно выловил какую-то глупую рыбину. Ее съели сырой и даже оставили жабры для наживки, но больше на крючок ничего не попадалось. Когда допили вино, всех начала мучить страшная жажда. Единственным спасением от обезвоживания стали ночные туманы. Ночью роса оседала на мечах, на якоре и на бортах шлюпки и ее слизывали до самого утра.

Коварное течение долго играло шлюпкой, пока наконец не вынесло ее на берег. Когда беглецы увидели землю, то все, кроме Жанны, заплакали от счастья. Бретонская Львица не проронила ни слезинки; она упала на колени и долго молилась истово и беззвучно.

Рыбаки приютили и накормили Жанну и ее спутников, которые представились как потерпевшие кораблекрушение. Спустя несколько дней к ним пожаловал сэр Уолтер Бентли, лейтенант английской армии и комендант гарнизона, защищавшего этот участок побережья Англии, к кому рыбаки направили гонца с извещением о своей находке. Жанна де Бельвиль за это время немного пришла в себя, и ее красота покорила бравого джентльмена. Узнав, что перед ним знаменитая Бретонская Львица, он и вовсе потерял дар речи…

После разгрома пиратского «Флота возмездия» о Бретонской Львице и ее деяниях осталась лишь народная молва. На какое-то время в Ла-Манше воцарились мир и порядок, но арматоры недолго радовались. Место Жанны де Бельвиль вскоре заняли притихшие из-за нее английские пираты.

Небольшой английский городок Фауэй на полуострове Корнуолл за короткое время превратился в цветущий центр мореплавания и торговли, равный таким крупным портам, как Дартмут, Пул или Плимут. Своим богатством и благосостоянием Фауэй был обязан главным образом пиратскому разбою, которым занимались его жители. Ни один из других портов не пользовался столь дурной славой, как Фауэй.

Поначалу король Эдуард всячески поощрял частную инициативу его подданных в деле борьбы с французами на море. Однако в мирное время «молодцы из Фауэя», как фривольно величали себя пираты Ла-Манша, стали доставлять монарху немало забот. Что любопытно: на их черном флаге была нарисована красная перчатка Бретонской Львицы.

Весна в графство Сомерсет пришла рано. Цветущие яблоневые сады окунули небольшой тихий городок в бело-розовую пену.

Седая почтенная леди, лицо которой все еще хранило следы былой красоты, сидела на скамье у небольшого чистого ручейка и задумчиво всматривалась в его темную, загадочную глубину. Лучи ласкового весеннего солнца, пробиваясь сквозь тучи, высвечивали на дне ручья разноцветные камешки, и эта постоянно меняющая очертания мозаика, озвученная неумолчным журчанием воды, будила воспоминания…