Александр Кердан - Невольники чести

Когда капитан Федотов откланялся и вышел, губернатор направил вестового к комиссионеру Хлебникову, вызывая того на аудиенцию. Павел Иванович был наслышан, что этой весной Хлебников едва не погиб, путешествуя по льду реки Камчатка. Ему доложили, что беспомощного комиссионера подобрали и спасли охотники, очутившиеся неподалеку. После этого Кирилла Тимофеевич долго болел, да и сейчас находится не в добром здравии. Однако медлить со встречей было нельзя: ретивый Федотов тут же бросится исполнять приказ полицейского начальства, и помешать ему губернатор, будучи сам пленником закона, не сумеет. Остается подчиниться обстоятельствам… Они на этот раз сильнее желаний генерала. Вместе с тем отправить по этапу человека, некогда спасшего Елизавету Яковлевну от верной гибели, не простившись с ним и не выказав своего участия, Павел Иванович посчитал для себя недостойным.

Потому, когда после доклада о прибытии комиссионера тот переступил порог, Кошелев встал из-за стола и прошел ему навстречу. Пожал Хлебникову руку, как равному. Вгляделся в лицо — вид у Кирилла после перенесенной болезни был неважнецким.

— Рюматизм проклятый замучил, ваше превосходительство… — так объяснил состояние здоровья смущенный высоким вниманием Хлебников.

— Да-с… рюматизм — штука скверная! — согласился генерал. — Но смею вас уверить, уважаемый Кирилла Тимофеевич, есть вещи пострашнее оного недуга… Предательство, например…

— Не понимаю вас, ваше превосходительство… Вы говорите с позиций философских или же что-то конкретное имеете в виду?

— Сейчас поймете, милостивый государь… Да вы присаживайтесь…

Подождав, пока комиссионер, преодолевая боль в суставах, устроится на стуле, губернатор поведал ему все, что узнал от капитана Федотова. По мере его рассказа лицо Хлебникова то и дело менялось: то заливалось пунцовой краской, то приобретало бледно-зеленый оттенок. «Не грохнулся бы в обморок Кирилла Тимофеевич», — подумал генерал и постарался поскорей закончить рассказ:

— Вот такой пасьянс, Кирилла Тимофеевич! А вы, помнится, хлопотали за сего Плотникова… Прав, выходит, был граф Толстой, утверждая, что сей холоп — отродье варначье и доверия к нему быть не может…

— Ах, ваше превосходительство, — едва выговорил Кирилл, — в голове моей все смешалось… Не могу поверить, чтобы Абросим так поступил со мной…

— Увы, Кирилла Тимофеевич, сам Христос и тот ошибался в своих учениках, а мы — простые смертные, тем паче от ошибок не застрахованы… У капитана Федотова на руках все свидетельства тому, что вас оклеветал… Я лично в том ничуть не сомневаюсь… Вас оклеветал человек, коему вы доверились полностью!

Видя, что комиссионер совсем поник головой, генерал продолжал как можно более бодрым голосом:

— Конечно, я не полномочен отменить распоряжение полицейского ведомства, но лично буду ходатайствовать перед сибирским генерал-губернатором и государем о проведении самого тщательного разбирательства по вашему делу и о смягчении вашей участи по дороге в Санкт-Петербург… И еще, как токмо определится судьба моей супруги… — здесь голос генерала осекся, — я отправляюсь в действующую армию… Война, думаю, будет страшной… Мы вряд ли увидимся с вами боле… В знак моей признательности и уважения прошу не отказаться принять сию книгу, — Кошелев взял со стола «Карманный оракул» Бальтазара Грасиана и протянул его вставшему со стула Хлебникову. — Эта книга очень дорога мне. Надеюсь, и вам, с вашей тягой к знаниям, она поможет в трудные минуты не потерять себя… А теперь прощайте… — добавил генерал устало и опустился в кресло так, будто выполнил непосильную работу.

Кирилл спрятал подарок в карман сюртука и удалился, полный самых пасмурных дум и чувств.

Когда он проходил мимо двери будуара генеральши, которая, если верить нижнекамчатским сплетням, была серьезно больна, вдруг кто-то негромко окликнул его дребезжащим старушечьим голоском:

— Господин, господин…

Повернувшись, Кирилл узнал ключницу Пелагею. Сморщенная, как сушеный гриб, физиономия старухи была в этот момент растянута подобием улыбки. Старуха, поманив Кирилла за собой, приоткрыла двери комнаты, в которой он так мечтал очутиться хотя бы один раз.

— Здравствуйте, Кирилла Тимофеевич! Не чинитесь, проходите, — тихим, изменившимся голосом встретила комиссионера Елизавета Яковлевна.

Когда Хлебников приблизился к постели и присел на краешек стула, Кошелева едва заметным движением руки отослала прислугу. Затем с ощутимым усилием проговорила: