Алексей Витаков - Набег

— Ну что ж, Карача, вот и всё! Пора прощаться. — Ротмистр протянул руку, другой продолжая держаться за ручку. Караче ничего не оставалось, как сделать несколько шагов от ступенек крыльца. Подойдя, он непроизвольно бросил взгляд внутрь кареты, где тускло горела свечная лампа. И тут же словно порывом ветра качнуло. В карете была Ядвига… Огромные серо-голубые озера глаз, нежный овал лица, точеный, аккуратный нос, волшебная ямочка на подбородке… На какое-то мгновение дыхание у Карачи перехватило.

— Да, ваша светлость. Вы можете попрощаться, но только в моем присутствии. Пани Ядвига, понимаете ли, моя жена. — Ротмистр, в презрении кривя лицо, смотрел на отпрыска знаменитого татарского рода.

— Ты всё это специально подстроил! — Карача вдруг понял, что финал этого спектакля был тщательно спланирован, но совладать с накатившей волной безумства уже не мог. Он выхватил из-за голенища ичиги плеть и замахнулся на Корсака. В ту же секунду раздался выстрел.

Карачу отбросило на несколько шагов назад. Пару мгновений он еще силился устоять на ногах, пытаясь что-то выкрикнуть, выдохнуть, прохрипеть… Ноги подкосились, тело рухнуло в бурую кашу из снега и грязи навзничь. Возница сипло кашлянул в рукав и бросил пистолет на землю. Ротмистр вскочил в карету, и та в то же мгновение сорвалась с места.

— Мне даже его немного жаль. — Корсак смотрел на Ядвигу голубым, водянистым взглядом, кутаясь в дорогую соболью шубу. — Не правда ли, пани Ядвига, весьма интересный экземпляр?

— Мы с вами не договаривались об этом, господин Корсак.

— Будем считать, что всё произошло неожиданно и само собой.

— Вы заранее обдумали сюжет? Вы подлый, отвратительный человек!

— Я выполняю свой долг, пани. И вообще, к чему весь этот маскарад. Не разыгрывайте из себя любящую женщину. Вы более коварны, чем все слуги дьявола, вместе взятые, пани Ядвига. А у меня долг!

— Вы долгом всё время прикрываетесь. А я все равно не понимаю: зачем нужно было убивать, да еще в моем присутствии?

— Вы, как любая женщина, в одном предложении задаете сразу несколько вопросов. На какой изволите отвечать?

Ядвига Радзивил смерила Корсака неживым взглядом и отвернулась к окну.

— Ну что ж, — ротмистр достал трубку, — сделаем вид, что мы не почувствовали вашего презрения. Убить этого человека, дорогая пани, стоило уже потому, чтобы хан Джанибек еще сильнее возненавидел русских. В нашем донесении уже подробно описано, как московиты застрелили бедного Карачу. В Степи поверят тому, что выгодно нам. Почему в вашем присутствии? Так вы видели всё собственными глазами и сможете подтвердить, что пьяный московский стрелец на спор всадил пулю в наследника татарского престола. Почему именно вы, дорогая пани? А потому, что вам поверят, как никому другому. Все ведь знают про ваши неземные чувства друг к другу! Хотите знать, что будет с настоящим стрелком? — Корсак поднес указательный палец к виску. — Пух! И нас останется только двое. А вы подумайте: два человека, объединенные одной тайной, повязанные навеки убийством. Такие союзы очень крепкие. Ну, вы еще не передумали выйти за меня замуж?

— Вы чудовище, Корсак!

— Вы очень кокетливо напомнили мне об этом. Еще какое чудовище, ясновельможная пани! Но вы ведь не хотите, чтобы стало известно то, как вы поступили с бедным дитем? И вообще откуда оно у вас! Боюсь ваш уважаемый батюшка, ясновельможный гетман, не переживет такого удара от любимой дочери. Этот мальчик, как его по имени, не помню, но уж больно похож на своего папеньку. Я сегодня сам в этом убедился.

— Замолчите, Корсак!

— Я обещаю вам, что никогда не буду напоминать вам, кто его отец. Впрочем, вы и сами-то вряд ли этого хотите. Понимаю. Понимаю. Вы любили этого Карачу. Страшно любили. Может, и сейчас любите, но вам нужно выбирать между ним и вашим ребенком. Ох, это чудовищное время. Да еще и скрывать ото всех, что его отец дикий татарин.

— Он не более дик, чем вы. А сердце его благороднее многих европейских рыцарей. — Ядвига отвернулась к окну.

Да, три года назад она пережила влюбленность. Даже наверное, это чувство можно скорее назвать экзотической страстью. И вдруг беременность. Не хотела, но оставила, вопреки собственной воле. От Карачи приходило несколько писем, в которых он изливал свою любовь, и она искренне понимала его, но в сердце своем давно, кроме пустоты, ничего к мужчинам не ощущала. Однажды бросившему второй раз уже не доверилась. А ведь умчался-то в свою степь, когда узнал, что беременна. И сказала тогда сама себе ясновельможная пани, что мстить будет всему мужскому роду-племени, покуда жива, и ни одного в свое сердце уже не впустит. Только маленький сын стал средоточием мира. Ради него она служила Корсаку и готова была выполнить любые приказание, лишь бы ее не разлучали с ребенком, который жил в одном из христианских приютов под Смоленском.