Джеймс Купер - Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник)

– Да, – признался Джемми. Он готов был услышать объяснение саксонца.

– Буря трется о землю, бесчисленные миллионы травинок трутся друг о друга, бесчисленные ветви, веточки и листья деревьев тоже трутся. Буйвол катается по земле – это тоже создает большое трение. Короче говоря, именно в этой местности, а не где-нибудь еще, и это вполне очевидно, должен накапливаться огромный запас электричества. Теперь у вас есть исчерпывающее объяснение из самых компетентных уст. Не желаете, чтобы я некоторые детали объяснил подробнее?

– Нет, нет, – засмеялся Джемми. – С меня хватит.

– Тогда примите науку серьезно и внимательно. Смеха я не потерплю! Кто так смеется без причины, выглядит как холерик-сангвиник, а не как нормальный уравновешенный человек, он имеет полое френологическое строение черепа и незначительную лояльную систему спинного мозга. Они также страдают даром острой хронической рассудительности, который вы продемонстрировали, потому что только вы были полностью виноваты, что нас захватили в плен шошоны. И если бы выдающийся белый охотник не пришел к нам на помощь, то мы непременно совершили бы опасное сальто-квартале в Страну Вечной Охоты.

– Говорят «мортале», а не «квартале»!

– Замолчите вы! Надеюсь подобное со мной в этой четверти года не случится, поэтому я говорю «квартале». И вообще, наш научный разговор сейчас феерически препарируется: горы уже близко, а наши разведчики что-то задерживаются впереди. Значит, наверняка обнаружили что-то важное.

Маленький псевдо-ученый под влиянием своего ультранаучного спора совершенно не обратил внимания, что большая часть маршрута осталась позади. Синяя трава исчезла, на ее месте появилась овсяница, обильно источавшая аромат свежескошенного сена, а на небольшом расстоянии уже плотной стеной стоял кустарник, над которым возвышались верхушки красных кленов. Эти деревья любят влажную почву и, следовательно, являются обнадеживающим знаком того, что поблизости можно найти освежающую влагу, тем более необходимую после тяжелой скачки.

У кустов разведчики остановились. Когда отряд к ним приблизился, они замахали руками, призывая быть осторожными, и закричали: «Nambau, nambau!»

Слово это на самом деле означает «ходить», но может быть понято как «тропа». Разведчики давали понять, что надо соблюдать осторожность, чтобы не уничтожить найденный след прежде, чем его прочитают вожди. Вокаде проигнорировал их советы.

– Вец товеке! – крикнул ему тот, кто уже раньше подал свой голос. Это означает «молодой человек», и произнесенная таким образом фраза представляет собой упрек. Молодой человек, вероятно, не считается опытным воином. Но упрек не оскорбил Вокаде. Тем не менее он ответил весьма серьезно:

– Мои братья хотят посчитать зимы, которые прожил Вокаде? Он знает точно, что делает. Он знает этот след, потому что здесь есть также отпечатки его ног. В этом месте он вместе с сиу-огаллала стоял лагерем, прежде чем они отправили его искать палатки шошонов. Они, скорее всего, поехали отсюда на запад, чтобы достичь реки Большого Рога, и, конечно же, оставили для Вокаде знак, чтобы он смог быстро следовать за ними.

По месту, где они остановились, знатоку нетрудно догадаться, что несколько дней назад тут был лагерь большой группы всадников, но сделать такой вывод мог только человек с хорошо тренированным глазом, поскольку вытоптанная трава успела полностью подняться, распрямившись во всю длину своих стеблей. Лишь по ближайшему кустарнику, верхушки веток которого отсутствовали, можно было сделать вывод, что здесь, очевидно, поработали лошадиные зубы.

После разъяснений, которые дал Вокаде, задерживаться было бы неразумно. Поэтому отряд тотчас снова двинулся дальше.

Хотя солнце и стояло в зените, а стало быть, наступил самый жаркий период дня и лошади нуждались хотя бы в короткой передышке, люди не торопились давать свободу животным, по крайней мере, до тех пор, пока не достигнут воды.

Равнина закончилась, и дорога пошла в гору. Теперь со всех сторон всадников обступали горные хребты, а вскоре отряд оказался в широкой, поросшей все той же овсяницей низине, запертой лабиринтом высоких скал, подступавших все ближе и ближе. Кустарник очень скоро сменился карликовыми бальзамовыми тополями, которые, очевидно, не могли здесь развиться в настоящие деревья, а также дикими грушами, называемыми американцами spiked-hawthorn.

Редкие деревья теперь объединились в перелески, и самих пород деревьев стало больше: замелькали белый ясень, каштаны, крупноплодные дубы, липы и другие деревья, по стволам которых до самых вершин взбирались пурпурные кирказоны [32].