Здесь мы обратили все наше имущество в деньги и устроились, как будто бы на значительный срок. Уильям и я, сохраняя нерушимую дружбу и верность, зажили, как два брата. Ни один не искал занятий для одного себя, отдельно от другого. Мы серьезно и важно беседовали и всегда об одном и том же – о нашем покаянии. Мы не сменили своих армянских одежд, и в Венеции нас называли греками.
Я два или три раза собирался назвать размеры нашего богатства, но оно покажется невероятным, и нам неимоверно трудно было скрывать его, тем более что мы совершенно справедливо считали: в этой стране нас легко могут убить из-за сокровищ. Наконец Уильям сказал мне, что, видимо, в Англии ему уже не побывать, но теперь это его уже не так огорчает. Но так как мы собрали такое большое богатство, а у него в Англии имеются бедные родственники, то, если я согласен, он напишет, чтобы узнать, живы ли они и в каких условиях находятся. И если он узнает, что они живы, то с моего согласия пошлет немного денег, чтобы им помочь.
Я охотно согласился. Уильям немедленно написал сестре и приблизительно через пять недель получил ответ. Был он адресован на дикое армянское имя, которое Уильям себе выдумал, а именно: Венеция, синьор Константин Алексион из Испагани [146].
Письмо от сестры было очень трогательным. После выражений радости по поводу того, что он жив, – оказывается, когда-то давно она услышала, что Уильям был убит пиратами в Вест-Индии, – сестра заклинала сообщить, как ему живется. Она писала, что ничего особенного для него сделать не может, но от всего сердца будет рада принять его у себя; что она осталась вдовой с четырьмя детьми, но держит лавочку в Миноризе [147]и этим кое-как кормит свою семью; что, наконец, она послала брату пять фунтов на случай, если ему нужны деньги, чтобы возвратиться с чужбины на родину.
Я видел, что слезы выступили на глазах Уильяма, когда он читал письмо. А когда он показал мне его и жалкий пятифунтовый перевод, посланный на имя английского купца в Венецию, и у меня появились слезы.
Мы оба были тронуты нежностью и добротой этой женщины, и Уильям обратился ко мне со словами:
– Что можно сделать для нее?
Я подумал и сказал:
– Я скажу, что вы должны сделать. Она послала вам пять фунтов, имея четверых детей, да она сама – это пятеро. Эта сумма для бедной женщины в ее положении то же, что пять тысяч фунтов для нас. Вы должны послать ей перевод на пять тысяч фунтов английскими деньгами и попросить скрыть удивление по этому поводу. Потребуйте, чтобы она закрыла свою лавочку, сняла дом где-нибудь в деревне, но неподалеку от Лондона, и жила там скромно, пока вновь не услышит о вас.
– Однако, – сказал Уильям, – я замечаю, что у тебя появились мысли о возвращении в Англию.
– Право, Уильям, – сказал я, – вы ошибаетесь. Но мне пришло на ум, что вы могли бы попытаться сделать это, ибо не совершили ничего, что могло бы помешать вам. Я не должен удерживать вас вдали от родных, только чтобы не разлучаться с вами.
Уильям был очень растроган.
– Нет, – сказал он, – мы слишком долго плавали вместе, слишком далеко зашли оба. Я решил не расставаться с тобой, пока жив, я поеду туда, куда поедешь ты, буду жить там, где будешь жить ты. А что до моей сестры, то я не могу послать ей столько денег, ибо из денег, которые у нас имеются, бóльшая часть – твоя.
– Нет, Уильям, – сказал я, – у меня нет ни пенса, который не принадлежал бы вам, и не будет ничего, что не принадлежало бы вам в равной степени, а потому вы должны послать ей эти деньги. Если же не пошлете, это сделаю я.
– Да послушайте, – сказал Уильям, – бедняжка ведь обалдеет. Она так изумится, что с ума сойдет.
– Хорошо, – сказал я, – но это можно сделать с осторожностью. Отправьте ей перевод на сто фунтов и сообщите, что через одну или две почты пришлете еще и что дадите достаточно для того, чтобы могла она жить, не держа лавки. А потом отправьте еще.
Сообразно с этим Уильям послал сестре очень нежное письмо и перевод на одного лондонского купца на сто шестьдесят фунтов и попросил ее не беспокоиться и надеяться в скором времени получить еще. Примерно десять дней спустя он послал ей второй перевод на пятьсот сорок фунтов, а через одну или две почты – еще на триста фунтов. И написал, что пришлет достаточно для того, чтобы она могла бросить лавочку, и советовал снять дом, как я говорил выше.
Он подождал, пока не получил ответа на все три письма. В ответе говорилось, что она деньги получила, и, чего я не ожидал, написала, что никому из знакомых не сказала ни слова о полученных деньгах и вообще о том, что Уильям жив. И не скажет, пока не узнает дальнейшего.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу