Джек Лондон - Джон Ячменное Зерно. Рассказы разных лет (сборник)

Тут я понял, почему Нельсон так долго стоял у стойки. Он ждал, что после того, как я выпью его пиво, я предложу ему угощение. А я выпил целых шесть стаканов и не угостил его. И такую штуку я выкинул с кем?.. С самим Нельсоном! Я не знал, куда деваться от стыда. Я сел на бревно и закрыл лицо руками. Я не раз краснел в жизни, но не помню, чтобы в моей жизни случалось что-либо подобное раньше: у меня покраснело не одно лицо – краска залила лоб и шею.

Пока я сидел так на бревне, я о многом передумал и на многое взглянул иначе. Я родился в бедной семье, бедствовал всю жизнь и нередко голодал. Я никогда не знал, что значит иметь собственные игрушки. Насколько я помню себя с раннего детства, нищета сопутствовала мне на протяжении всей жизни. Когда мне было восемь лет, я в первый раз надел рубашку, купленную в магазине. Но поскольку такая рубашка у меня была лишь одна, то, когда ее стирали, мне приходилось надевать неуклюжие рубашки, сшитые дома. Мне очень нравилась эта рубашка, и я хотел носить ее так, чтобы она была на виду и не надевать ничего сверху. Ради этого я не остановился даже перед ссорой с матерью. Я истерически разрыдался, и матери волей-неволей пришлось позволить мне носить мою рубашку так, чтобы все ее видели.

Только тот, кто голодал, может оценить по достоинству пищу; только те, кто путешествовал на море или в пустыне, могут оценить питьевую воду, и только ребенок, одаренный богатой фантазией, может оценить те вещи, которых он был лишен в детстве. Я рано ознакомился с истиной, что никто, кроме меня самого, не сможет мне дать того, чего я хочу. Пережитая в детстве нужда сделала меня скупым. Первыми вещами, приобретенными мной самостоятельно, были картинки от папиросных коробок, плакаты о новых папиросах и альбомы – премии табачных магазинов. Заработанные деньги я отдавал семье, а для того, чтобы приобрести нужные мне предметы, я вечерами продавал экстренные выпуски газет. Когда мне попадались два экземпляра одинаковых, я обменивал их у мальчиков на что-нибудь другое. Благодаря моей работе я метался по всему городу, и это позволяло мне легко устраивать всевозможные коммерческие сделки. Таким образом, я собрал полную коллекцию плакатов всех табачных фабрик: тут были и «Известнейшие скаковые лошади мира», и «Парижские красавицы», и «Женщины всех национальностей», и «Флаги всех государств», и «Знаменитые актеры», и «Чемпионы мира» и т. д. Все серии были у меня в трех видах: картинки с папиросных коробок, плакаты и альбомы.

Затем я стал собирать вторые экземпляры всех трех серий. В обмен на них я приобретал у других ребят вещи, купленные ими на родительские деньги. Разумеется, эти мальчики не могли так же хорошо разбираться в ценности вещей, как я, которому никто денег не давал и который зарабатывал их сам. Я менял всё, что можно: почтовые марки и минералы, птичьи яйца и игральные шарики, а также любые предметы, имевшие особенную ценность в глазах детей. Шариков у меня была целая коллекция. Началось с того, что один мальчик дал мне несколько в заклад под двадцать центов, которыми я ссудил его. Потом он попал в колонию для малолетних преступников, не успев выкупить шарики, и таким образом они остались у меня.

Я менял свои вещи на все что угодно и менял до тех пор, пока мне не попадалось в руки что-нибудь ценное. Скоро я стал известен в этой среде, но одновременно прослыл и за страшного скрягу: я торговался так, что даже скупщик старья мог бы прийти в отчаяние. Поэтому ребята часто просили меня продать принадлежавшие им пустые бутылки, тряпье, ломаное железо, жестянки, старые мешки и прочее и давали мне за эти услуги определенные комиссионные.

И этот скупердяй, получавший десять центов в час за изнурительную работу на фабрике, сидел теперь на бревне на набережной и размышлял о том, что стакан пива, исчезающий в глотке без всякого следа, стоит целых пять центов. Я живу теперь среди людей, которые возбуждают во мне благоговение и обществом которых я очень дорожу. Моя бережливость не давала мне и тени того удовлетворения жизнью, какое я испытываю в настоящее время, сделавшись устричным пиратом. Что же представляет бóльшую ценность – наслаждение или деньги? Этим людям ничего не стоит вышвырнуть пять центов – сколько угодно раз по пять центов. Они не придают цены деньгам и в состоянии угостить восемь человек, истратив по десяти центов на каждого, как сделал это Француз Фрэнк. Нельсон тоже истратил сегодня шестьдесят центов, чтобы угостить меня пивом.