Робин Янг - Отступник

Впереди, уже недалеко, на фоне свинцового неба отчетливо вырисовывалась виселица. В толпе, запрудившей помост, стояли люди в ярко-алых королевских ливреях. Остальные были одеты в черное. Вдруг на дальнем краю поля, у городских стен, раздался громкий рев, который прокатился и затих, подобно морской волне. А потом Роберт услышал бой барабанов.

– Везут, везут! – заверещал круглолицый светловолосый мальчишка, сидевший на плечах какого-то мужчины. Его розовощекое личико херувима вспотело от возбуждения. – Я вижу людей короля!

– Я слыхал, будто он – настоящий гигант, – заявил мускулистый здоровяк, зажатый между ними. – Десять футов росту.

– Он станет еще выше, когда его растянут, – ответил третий, чем вызвал злорадные смешки вокруг.

Роберт с трудом подавил желание выхватить меч и начать рубить их налево и направо, чтобы они заткнулись, и лишь крепче стиснул рукоять своего клинка.

– Нет, слушайте, мой двоюродный брат работает архивариусом в суде лорда-канцлера. Он сам слышал это во время вчерашнего заседания. Уильям Уоллес признал себя виновным во всех преступлениях, вменяемых ему, кроме государственной измены. Он заявил, что его нельзя обвинить в измене, поскольку он никогда не признавал Эдуарда своим королем.

Роберт повернул голову и увидел двух мужчин постарше и лучше одетых, чем прочие, с печатью некоторой рассудительности на лицах.

– И что сказал на это король Эдуард? – поинтересовался товарищ рассказчика, вопросительно выгнув бровь.

– Очевидно, король отправился на охоту. Он не присутствовал на заседании.

Приветственные возгласы сменились громовым ревом. Теперь и Роберт увидел конных рыцарей в ярко-алых накидках, едущих сквозь толпу, которая послушно расступалась перед ними. За ними солдаты вели в поводу двух ломовых лошадей, которые нервно встряхивали гривами. В просвет между головами тех, кто стоял впереди, Роберт увидел, что они впряжены в повозку, к которой привязан обнаженный человек, лежащий лицом вверх, к дождю, с раскинутыми в стороны руками, словно Иисус Христос, распятый на кресте.

Роберт понял, что это Уоллес, лишь по его могучей стати, потому что лицо гиганта было неузнаваемым. Тело его было покрыто грязью: фекалиями, требухой, гнилыми фруктами, конским пометом – всем, что лондонцы только смогли найти на улицах, чтобы швырнуть в него, когда его везли по их городу. Лицо его было окровавлено, а на груди и бедрах багровели синяки в тех местах, куда попадали камни и палки, которые бросали в него жители. Тело его подрагивало в такт движению повозки, а босые ноги волочились по земле. Толпа приветствовала главаря мятежников воплями ярости, а потом просвет впереди сомкнулся, и Роберт потерял Уоллеса из виду.

Люди короля остановились у виселицы. Последовала заминка, во время которой толпа вокруг эшафота кричала и улюлюкала, пока Уоллеса отвязывали от повозки. Через несколько минут, поддерживаемый двумя стражниками, он взошел на плаху. Теперь руки у него были связаны за спиной. Толпа злорадно взвыла, когда он голым предстал перед нею, осыпая его оскорблениями, как раньше осыпала экскрементами и камнями. Роберт вспомнил, как Уоллес стоял в Лесу на поляне, обращаясь к мужам Шотландии, и голос его был полон силы и властности, а синие глаза внимательно оглядывали каждого из них по очереди. Он собственным мечом произвел этого человека в рыцари. Ему хотелось закричать – и остановить то, что должно было произойти. Но с таким же успехом он мог попытаться остановить начинающийся прилив.

С перекладины виселицы опустили петлю, которую накинули Уоллесу на шею. Толпа притихла, когда один из палачей в черном затянул ее, аккуратно пристроив узел за ухом, чтобы шея приговоренного не сломалась и смерть не наступила раньше времени. Наказание за измену предусматривало повешение, вспарывание живота и четвертование. Его еще именовали тройной смертью, потому что жертвы умирали трижды. Палач отступил на шаг и кивнул своим помощникам. Роберт увидел, как Уоллес закрыл глаза. Кажется, он сделал глубокий вдох. А потом трое мужчин налегли на другой конец веревки, переброшенной через перекладину. Петля внезапно затянулась у Уоллеса на шее, свернув ему голову на сторону. Когда ноги его, окровавленные и покрытые синяками после путешествия по улицам Лондона, оторвались от помоста, толпа взорвалась радостными криками. Мужчины тянули веревку изо всех сил, поднимая вверх все семь футов Уоллеса. Пепельно-серое лицо его побагровело, а глаза вылезли из орбит, когда ему стало нечем дышать. Медленно тянулись секунды, и толпа шумно зааплодировала, когда ступни Уоллеса задергались. Глаза его, казалось, готовы были лопнуть, на шее вздулись жилы, а лицо обрело синюшный оттенок. Тело его начали сотрясать конвульсии, а между зубами вывалился язык. Роберт, сообразив, что стоит затаив дыхание, шумно выдохнул.