Джордж Уайт-Мелвилл - Волчица

— Как они смеют, — бормотал он про себя, ходя взад и вперед по своей голубой гостиной, — как они смеют даже рассуждать о подобных вещах! И еще здесь, под самым моим носом; в кузнице, где куют моих лошадей! В моей кузнице, на моей земле, перед моими крестьянами, принадлежащими мне душою и телом! Когда подумаешь, что какой-нибудь жалкий парижский лавочник смеет явиться сюда, чтобы учить нас подобным безобразиям! Я тоже не останусь в долгу, я сам проучу его, по — своему.

— Эй, Антуан, Виктор, сюда! кто-нибудь! Пошлите сейчас же за Гаспаром и за верзилой Контуа. Да не забудьте растворить окна, когда они уйдут. Я обделаю по-своему это маленькое дельце.

Через несколько минут, два здоровенных лесника, одетых в зеленую с золотом ливрею графа, стояли у порога, не отваживаясь ступить своими подбитыми гвоздями подошвами на вылощенный и блестящий паркет залы.

Граф был видимо рассержен.

— Вы называетесь лесными сторожами, — начал он, — а знаете о том, что делается в полумили отсюда, не больше собак на моей псарне. Безмозглые животные! Сколько волков вы убили с тех пор как наступили холода?

Лесники, в беспокойстве поглядывавшие друг на друга, просияли.

— Пять пар, ваше сиятельство, — отвечал тот, что был поменьше ростом, крепкий широкоплечий детина, по имени Гаспар. — Да пару поймали западней и, хотя они убежали, но в живых не останутся.

— И вы думаете, должно быть, что исполнили свою обязанность? А не слыхали ли вы чего-нибудь о двуногих волках?

Гаспар набожно перекрестился.

— То есть оборотнях, ваше сиятельство? — спросил он, и загорелое лицо его покрылось бледностью.

— Дурак, — отвечал граф, — если не понимаешь, и каналья, если прикидываешься. Слушай. Я не думаю, чтобы ты был настолько глуп, чтобы не знать кузницу в полумили отсюда?

— С позволения графа, я мог бы найти туда дорогу с завязанными глазами.

Это было совершенно верно, так как у кузнеца была хорошенькая дочка, благосклонно смотревшая на Гаспара.

— Не бывал ли ты там в последнее время? Неделю, две, месяц тому назад?

— Никак нет, ваше сиятельство. — Гаспар решился отпереться от всего и крепко стоять на своем.

Граф обратился к его товарищу.

— А ты Контуа? — спросил он.

— После Гаспара не бывал, ваше сиятельство, — отвечал великан, обильно обливаясь потом, столько же от смущения и страха, сколько от жары в комнате.

Оба они не раз присутствовали на тайных сборищах, главным образом из любопытства и не слишком-то сочувствуя взглядам, проповедуемым Головорезом, которые, в сущности, сводились к тому, чтобы вырвать у них их кусок хлеба.

— Так вы ничего не слыхали о негодяе, который каждый вечер проповедует там, чтобы успешнее обчищать карманы дураков, которые ходят слушать его.

— Нет, ваше сиятельство, — отвечал Гаспар, украдкой взглянув на своего товарища, — то есть ничего положительного. Я слыхал, что какой-то человек болтается по нашему околотку, но так как он не насчет дичи, то я и не мешался в это дело.

— А ты бы мог узнать его, если бы встретил? — спросил граф, смотря на него испытывающим взглядом.

— Если ваше сиятельство прикажете, так узнал бы.

— А ты, Контуа?

— Да, если Гаспар узнает, так и я тоже, — отвечал верзила. — Чего бы ни приказали, ваше сиятельство, возможно ли, нет ли, я постараюсь исполнить…

— Мне кажется, что я могу положиться на вас обоих, — продолжал граф. — И так, друзья мои, слушайте: на вид негодяй этот, ловкий, стройный молодой человек, одетый как порядочный торговец; волосы каштановые и носит их без пудры. Вы не обознаетесь. У него быстрые серые глаза, бледное лицо, большой рот и белые, здоровые зубы.

— Да это Головорез! — воскликнул Контуа, и искра понимания блеснула на его бессмысленном лице.

Граф Арнольд улыбнулся.

— Так вы знаете его, канальи, не хуже моего, — сказал он. — Ах, негодяи, чего же вы дураками прикидываетесь! Ну, нужды нет; я умею прощать многое, если мои приказания исполняются в точности, и умею, как вам известно, награждать не в счет за лишнюю работу, сделанную в свободное время. Говорят, вы оба владеете дубиной?

Это был вопрос близкий сердцу Контуа, и он заговорил снова.

— Не худо, ваше сиятельство. Она также слушается моей руки, как шпага вашей.

— Так вот в чем дело. Подстерегите этого негодяя Головореза, где можете. Отваляйте его хорошенько дубинками, чтобы он кричал как помешанный, а еще лучше, чтобы он перестал кричать вовсе! Когда вы удостоверитесь, что он не в состоянии двинуться с места, оставьте его там; я сумею оградить вас от ответственности. Нечего ему делать в моих лесах ни насчет дичи, ни насчет чего другого. Ну, да довольно. Вы понимаете, чего от вас требуют. Виктор даст вам по стакану водки каждому, даже по два. А теперь ступайте. И чтобы я не слышал больше об этом, пока дело не сделано!