Аспен Матис - Самый безумный из маршрутов

Я надеялась, что это заболевание было всего лишь необычным раздражением, с которым я смогу справиться, не возвращаясь домой.

Я отправилась в путь, чтобы убежать от своего изнасилования, это так; но и от своего детского «я» тоже. В дикой природе я окрепла. Я преодолела материнские узы, справлялась с ситуациями, с которыми не могла бы справиться, будучи на первом курсе колледжа. Я боялась, что, если поеду сейчас домой, мама не даст мне вернуться на тропу.

Я попыталась представить себе дом – дом в Ньютоне. Изображение разбивалось на мелкие кусочки, как будто я смотрела через старую хрустальную люстру, звенящую и хрупкую, через выбеленную ограду давних светлых мечтаний, оставшихся в прошлом. В моем воображении отец казался темной точкой.

Мне стало интересно, как это будет, если я сейчас его увижу. Папа был очень полезен мне на тропе – я чувствовала себя счастливой и благодарной, – я чувствовала, что было бы здорово снова быть с ним. Я должна была этого хотеть. Но я не хотела, и в этом было нечто неправильное. Несмотря на его поддержку, теплоту, советы и любовь, я не хотела увидеть его наяву. Мы никогда не говорили об изнасиловании. Я никогда напрямую не говорила ему, что произошло. Я думала, что мама должна была ему все рассказать. Я ее просила не рассказывать, но у них между собой были очень честные отношения. Однако он никогда об этом со мной не говорил. Он никогда меня об этом не спрашивал и не спрашивал, как я себя после этого чувствую. А мне бы очень этого хотелось. Я очень хотела, чтобы он позвонил мне сразу после изнасилования и в отчаянии сказал: «Дорогая, мама мне рассказала, мне жаль». Он не сказал: «Я тебя люблю, я с тобой».

Он либо чувствовал себя неловко и не мог совсем об этом говорить, либо она действительно ничего ему не рассказала. Я поняла, что не хотела, чтобы он знал о том, что со мной случилось. В любом случае, мне было неприятно. С одной стороны, отец хотел оставить меня без своей поддержки, хотя я не знала, что он теперь обо мне думает; с другой стороны, мама вполне могла скрыть мою историю от всей нашей семьи.

Я не знала, рассказала ли ему мама о моем неотправленном письме, как бы он отнесся к тому, что я хочу об этом рассказать всем.

При мысли о встрече с отцом я начинала нервничать – я лишь хотела, чтобы мне стало лучше, и быть далеко.

От лекарств у меня появилась аллергия на солнце; моя кожа покрылась волдырями. Я не могла выйти наружу. Я принимала горячий душ, только с горячей водой, никакой холодной. Я подставляла свою болячку на ягодице под горячую воду, направляя душ прямо на нее. Мне было очень больно, и сердце дико билось, но внезапно я почувствовала себя отлично, как будто смыла с себя все ужасное, очистилась от микробов, которые долго были внутри. Под горячей водой я все время терла рукой больное место. Болячка была твердой, выступала, как болезненные волдыри, а омертвевшая кожа отслаивалась и облезала. Мне должно было быть больно, но я чувствовала себя превосходно.

Я завернулась в мягкое белое полотенце и пошла на свое место в комнате с детской двухъярусной кроватью, легла на живот; я была единственной девушкой в комнате в этот полуденный час. Я лежала, не шевелясь, мокрая и больная, до тех пор, пока разрастающаяся болячка снова не начала гореть. Я снова пошла в душ через общую гостиную, обмотанная только полотенцем, не заботясь об этом, включила не холодную, а горячую воду. Я опять встала под душ, и подставила больное пятно под обжигающую кипящую воду. Вернулась на свою кровать. Пальцы горели, как на сковородке. Снова в душ. Небо темнело, наступала ночь, потом появились первые лучи солнца – а я все шла под душ, каждый час. Из душа – обратно в кровать, в постель, которая, как оказалось, принадлежала другой девушке. Все эти смутные дни в стороне от ТТХ я была в расстроенных чувствах, ощущая острейшую боль, надеясь, что смогу прорваться и спасти себя.

Я продолжала платить по 18 долларов в день за хостел, надеясь, что антибиотики подействуют. Но они не помогли.

Пять дней и ночей я оставалась в молодежном хостеле Эшланда. Его стены и лестницы были расписаны строчками их стихов и пьес Шекспира. Я сфотографировала строчку «Приключения кончаются, когда влюбленные встречаются», и мне стало грустно. Мне было тоскливо, у меня не было любимого, а я очень этого хотела. Гнойная болячка стала величиной с раскрытую ладонь.

Меня обуял ужас, я позвонила матери и рассказала всю правду.

Она сказала: «Дебби! Боже мой». Я молчала, пока она кричала, и смотрела на желтую, как яичная скорлупа, стену, на шекспировские строки, которые уже много раз читала и видела. Слова не давали понять, что она говорила: «Папа заказывает для тебя билет. Ты вылетишь из Мэдфорда в штате Орегон прямо домой».