Енё Рэйтё - Три мушкетера в Африке

– Хватит!

– По весу, конечно же, хватит, но панировка была из заплесневелого хлеба…

Турецкий Султан оборвал красноречие Левина пинком – на сей раз не ради видимости, а от души.

– Доберемся до берега, – продолжил Альфонс Ничейный, – и там, где джунгли вплотную подступают к реке, пересечем их и выйдем к Сахаре.

– Что ж… план недурной.

– Попытайся раздобыть для нас оружие, компас и запасы провианта. Как думаешь, справишься?

– Изобрету что-нибудь. Учета здесь не ведут никакого, за добром не следят, бери что хочешь и сколько хочешь.

– Ты тоже с нами?

– Вы же знаете, что у меня свои пути-дороги.

– Свою дочь я тоже препоручаю вашим заботам, – вмешался генерал. – Если окажется, что она попала в ненадежные руки, это будет первый случай в моей практике, когда я ошибся в людях.

– Пока я жив, ваше превосходительство, – с несвойственной ему пылкостью заявил Альфонс Ничейный, – никто не посмеет обидеть мадемуазель Дюрон ни словом, ни делом!

– А я даже из могилы восстану, чтобы защитить ее, – выразился я цветистым слогом, достойным виртуоза пера.

– Сцены из мелодрам отложим на дальнейшее, – оборвал нас Хопкинс самым невоспитанным образом. – Сейчас речь о другом. Завтра ночью тронемся в путь.

– Вот и отлично, – одобрил Турецкий Султан. – Аккурат прибывают материалы для строительства железной дороги, поднимется суматоха и всем будет не до вас. Ну, ладно, прощевайте покуда! – Он собрался было уходить.

– Погоди! – остановил я его. – Вот тебе для подкрепления доверия…

И так вмазал ему в его турецкую рожу, что он вышиб собою дверь и грохнулся прямо к ногам солдат, ожидавших возле хижины.

Пусть ценою жертв, но видимость мы соблюли. И должен заметить, теперь, когда появилась возможность устраивать взбучку Турецкому Султану, настроение у всех нас заметно улучшилось.

Всю вторую половину дня мы занимались строительством плота. Связали доски между собой и сколотили ржавыми гвоздями, надерганными откуда только можно. Плавучее средство, конечно, получилось ненадежное, но до противоположного берега всего какие-то считаны «метры. Авось до тех пор не разнесет его в щепы течением реки и выступающими со дна камнями!

– Как вы поступите, если этот Турецкий Султан не доставит вам провизию, а главное, карту?

– При любых условиях отправимся в путь! – ответил Альфонс, не сводя сияющих глаз с Ивонны.

Неужто вообразил, будто сможет отбить ее у меня?

– Карту я вам начерчу, – вызвался генерал. – Эти края я изучил как свои пять пальцев, – улыбнулся он. – На всякий случай попробуем обойтись своими силами. Да будет вам известно, я ведь Монте-Кристоф.

Выходит, и Дюрон – это не настоящее его имя? Или Монте-Кристоф – имя, а Дюрон – дворянское звание, вроде как виконт? Уточнять я не стал: если уж числишься в писателях, образованных людях, лучше не выставлять напоказ свое невежество.

К вечеру плот был готов, и мы лишь укрепили его кое-где. Ивонна беседовала с Альфонсом Ничейным и улыбалась. У меня было такое чувство, что разговор идет обо мне. Я пытался изобразить мечтательный вид и время от времени бросал на нее загадочные взгляды, но Чурбан Хопкинс, который со мной на пару сколачивал плот, испортил всю обедню: нечаянно заехал мне молотком по пальцу с такой силой, что я взвыл от боли.

– Идиот! Для писателя руки – орудие труда.

– Тогда не зевай по сторонам, как сонный верблюд! – огрызнулся этот неотесанный тип.

Ну что с ним поделаешь? Теперь нашел себе новое развлечение: собирает недокуренные генералом сигары и складывает в футляр из-под бинокля. И жует их вместо табака. Какого тонкого обхождения ждать от человека, который не знает, что джентльмену не пристало подбирать недокуренные сигары, а коли уж подобрал, то не жуй, а докуривай! И на футляре своем совсем помешался. Носится с ним, как с писаной торбой, начищает, смазывает жиром, словно к параду готовится. А Левина и близко к футляру не подпускает, с тех пор как старик заявил, что в случае необходимости он может из кожи тонкой выделки сварганить вполне съедобное рагу.

Кстати сказать, Левин опять завел свою старую песню.

– Кто вы такой? – поинтересовался у него генерал.

– Господин генерал, – не без укоризны ответил наш псих, – перед вами Левин… Собственной персоной!

– Вот как? Ага… – Светски воспитанный генерал пришел в легкое смущение. – Помнится, я что-то слышал… Но подробности не сохранились в памяти…

– Весьма польщен, что вы изволите шутить со мной, господин генерал, – парировал Левин с мученической улыбкой.