Марио Эскобар - Арийский мессия

– Нужно попробовать поискать его на близлежащих улицах, – предложил Геркулес, раздраженно зыркая по сторонам.

– Это невозможно, – возразила Алиса, – здесь слишком много людей. Мы его окончательно потеряли.

– Давайте вернемся туда, где он жил, – предложил Линкольн, коснувшись руки Геркулеса. – Он оставил там свой чемодан, значит, он еще вернется.

– Вы, наверное, так и не поняли: если объявят войну, мы уже ничего не сможем сделать.

– А может, в пророчестве ошибка. Если мы выстрелим в него упор – так, чтоб не промахнуться, – он наверняка умрет, как и любой другой человек.

– Он не умрет, Линкольн. Во всем этом есть что-то дьявольское, что-то такое, на что мы повлиять не сможем. Если мы не предотвратим исполнения пророчества, все будет напрасным.

Геркулеса было не узнать. Он – человек недоверчивый, который всегда подначивал Линкольна за его предрассудки – вдруг осознал, что все это не выдумка, что пророчества Артабана открывают человечеству дверь в иной, ужасный мир и что война станет первым следствием исполнения этих пророчеств.

– Ну, и что ты предлагаешь? – спросила Алиса.

– Не знаю, – упавшим голосом ответил Геркулес.

Алиса с состраданием посмотрела на него. Она вспомнила, как несколько недель назад погиб ее отец, перед ее глазами промелькнул вид безжизненного тела Эрисейры на полу, и в ее душе отозвался эхом крик сотен тысяч людей, которые в этот субботний день, напившись немецкого пива, бахвалились своей удалью, изображая патриотов, и которым в ближайшие несколько месяцев предстояло умереть. Алиса обняла Геркулеса, желая заставить его позабыть хотя бы на несколько секунд и о своем ожесточении, и о своем страхе.

– Мы его найдем, – заверила его Алиса и зашагала к выходу из вокзала.

Геркулес и Линкольн последовали за ней, и вскоре они втроем растворились в огромной толпе.

Адольф хотел было сесть на трамвай, но затем передумал. Простояв несколько минут в бесконечно длинной очереди, он вдруг заметил далеко впереди своего старого венского знакомого и попросил его купить билет до Берлина. Через пару часов он сядет на поезд и в столице запишется добровольцем в армию. Оставалось только вернуться в квартиру портного Поппа, забрать свой чемодан, поэтому он решил пойти туда пешком: улицы заполонили люди, трамваи продвигались по своим маршрутам лишь с большим трудом. Пройдя Максимилиансплац, он зашагал по Бриннерштрассе. Здесь люди казались единым живым организмом, который равномерно перемещается в сторону центра города.

– Куда вы идете? – спросил Адольф у одного из прохожих.

– Как куда? Говорят, что бургомистр вот-вот зачитает на Одеонсплац декларацию об объявлении войны.

Адольф посмотрел на часы. У него еще было время, чтобы послушать декларацию на Одеонсплац. Оказавшись на этой огромной площади, он хотел было пробраться к аркаде полководцев, – Фельдхеррнхалле, – под ренессансными арками которой красовались статуи баварских полководцев Тилли и Вреде, но все же передумал и решил встать на Людвигштрассе, возле колонн аркады, отделяющей эту улицу от парка Хофгартен. Возле трибуны, установленной в Фельдхеррнхалле, еще не было официальных представителей городских властей, однако бургомистр появится там с минуты на минуту и зачитает декларацию об объявлении войны – а стало быть, исполнится последнее пророчество, и тогда его, Адольфа Гитлера, уже никто не сможет остановить.

Рейхсканцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег и министр иностранных дел Готлиб фон Ягов быстро спустились по лестнице министерства иностранных дел. Рейхсканцлер держал в руке очень важный документ, который ему надлежало как можно быстрее показать кайзеру. Вместе с фон Яговом он сел в автомобиль, ожидавший их у входа в здание министерства, и поехал по переполненным людьми улицам города.

Генерал фон Мольтке входил в свой кабинет, когда ему сообщили, что его срочно вызывает к себе кайзер. На подъезде к кайзеровскому дворцу он увидел полицейского, который, забравшись на ограду, громогласным голосом читал собравшимся декларацию об объявлении войны. Когда автомобиль генерала проезжал через главные ворота дворца, стоявшие перед дворцовой оградой люди начали распевать национальный гимн. Фон Мольтке почувствовал, как к горлу подступает ком. Он высунул голову в окошко и увидел несколько полицейских автомобилей. Возле них стояли десятки полицейских, размахивавших платками с криком: «Мобилизация! Мобилизация!» Толпа одобрительно гудела и выкрикивала антироссийские лозунги.