Марио Эскобар - Арийский мессия

– Давайте еще разок наведаемся в квартиру семьи Попп, пройдемся по пивным…

– Но мы не знаем, как он выглядит! – напомнил Линкольн.

Геркулес в знак бессилия вскинул руки вверх: ему не хотелось верить, что теперь, когда они были так близки к цели, их усилия ни к чему не привели.

– Геркулес, фон Либенфельс теряет много крови, – сказала Алиса, показывая на окровавленные повязки на австрийце. – Если мы не позовем врача, он, наверное, не выживет.

– Он заслуживает смерти, – сердито проворчал испанец.

– Это верно, однако мы не можем допустить, чтобы он умер оттого, что ему не оказали медицинской помощи. Это ведь похоже на убийство.

– Геркулес, Алиса права.

– Хорошо, давайте вызовем врача, но сами сюда уже не вернемся.

Геркулес выглянул из окна и окинул взглядом тихий переулок. Откуда-то издалека доносились голоса добровольцев, а иногда воздух разрыва звук запускаемой в небо шутейной пороховой ракеты, от которого начинали дрожать стекла. «Где же он прячется?» – спрашивал себя Геркулес, поглядывая на часы. Через полчаса наступит полночь.

Генеральный штаб собрался в полном составе. Ночь предстояла долгая. Тысячи людей стояли на площадях столицы, ожидая, когда истечет срок ультиматума. Царь посмотрел на часы и, обращаясь к своим генералам, сказал:

– Господа, как вам известно, мы использовали все имевшиеся у нас средства для того, чтобы не допустить развязывания войны, однако наши враги усиленно готовятся к тому, чтобы нас уничтожить. У нас, как у любого другого народа, есть право себя защищать. Я несколько минут назад приказал ответить отказом на ультиматум, предъявленный нам Германией. Русские никого не боятся – никого, кроме Бога.

Царь замолчал и обвел взглядом сосредоточенные лица генералов Верховного командования, а затем, повышая голос, продолжил:

– Эта война будет короткой, но грандиозной. Никогда еще за всю историю нашего великого народа мы не ставили под ружье так много людей. Через несколько недель наши войска вступят в Берлин и Вену. Боже, храни Россию!

– Боже, храни Россию! – подхватили хором генералы.

В этот момент в соседнем помещении затрещал телеграфный аппарат. По проводам через русские степи помчалось сообщение, направленное в самое сердце Германии – в Берлин. Пути назад не было: ответив отказом на ультиматум Германии, Россия фактически объявляла ей войну.

Когда Адольф прошел во внутренний дворик и увидел на первом этаже дома фон Либенфельса свет, он облегченно вздохнул: его друг и наставник был дома. Адольф зашел в дом, открыл дверь гостиной и увидел тело на полу между кресел. Это был его наставник. Юноша подошел к нему, наклонился и тронул его за плечо. Либенфельс, казалось, спал, однако по окровавленным повязкам и по пятнам крови на ковре было видно, что он ранен. Он зашевелился и приоткрыл глаза.

– Тебе нужно поскорее отсюда уйти… Они могут вернуться… – пробормотал он.

– Учитель, кто с вами это сделал?

– Не имеет значения. Тебе нужно укрыться в каком-нибудь безопасном– месте. Уезжай из Мюнхена в Швейцарию и не возвращайся, пока не закончится война.

– Я не могу так поступить. Я должен сражаться за Германию.

– Я тебе приказываю, – сказал фон Либенфельс, попытавшись повысить голос, но его тело пронзила острая боль, отчего он застонал.

– Успокойтесь.

– Возьми деньги, которые я оставил тебе в квартире семьи Попп, поддельный паспорт на другую фамилию и сегодня же уезжай в Женеву.

– Хорошо, учитель, – ответил Адольф.

– Иди.

– Как же я оставлю вас здесь в таком состоянии?

Фон Либенфельс жестом показал юноше, чтобы тот побыстрее уходил, и Адольф, выпрямившись и в последний раз взглянув на своего наставника, понял, что с этого момента ему придется полагаться только на самого себя.

Когда он вышел на улицу, мимо него к дому Либенфельса прошел врач. Адольфу нужно было дождаться утра, чтобы вернуться в квартиру семьи Попп и забрать чемодан, деньги и паспорт. Впрочем, Германию он покидать не собирался: если пророчества не были ложными, то после объявления войны ему уже нечего бояться. Зачем же ему уезжать из страны, как последнему трусу? Он на всякий случай переедет из Мюнхена в какой-нибудь другой город. Адольф долго бродил по ночным улицам и размышлял. Начало светать. Когда он дошел до Мариенплац, тысячи людей уже стояли там в ожидании утра – утра, в которое, по всей видимости, будет объявлена война.