Николай Рыжих - Необыкновенный заплыв (сборник)

– Сюда, Миша! Сюда!

– Полундра! – не своим голосом крикнул Мишка, бросил весло и скакнул через горловину трюма – ну и чемпион! А через секунду был уже рядом с Сергеем.

Увидев, что на палубе уже никого не осталось, сивуч поднялся на передние ласты, трубно прокричал и, переваливаясь, не спеша двинулся к борту. Бултых в море! – и был таков.

Сергей с Мишкой слезли с мачты, Василий спрыгнул на палубу, высунулся из двери камбуза Кирка. Мало-помалу все успокоились.

– Эх, жаль, что не оказалось у меня под рукой лома или топора, – храбрился Мишка, – я бы ему показал!

– А ты бы его веслом, – смеялся Сергей, – зачем же ты весло бросил?..

А начало этого происшествия вот какое. В невод вместе с рыбой поймался сивуч. Мы хотели его выпустить, да Мишка взял весло и говорит:

– Поднимите мне его на палубу!

Подняли его коплером на палубу – стрела гнулась, когда поднимали, – центнеров двадцать было в нём, – он и стал гоняться за нами.

А Мишке здо́рово досталось бы, не сделай он чемпионский прыжок…

Мишка был известный хвастун. Посмотришь на него – герой, да и только. Даже над Стариком подтрунивал и насмехался: наш капитан никогда не брал в руки ружья. Однажды, попав в пургу, он чуть не погиб на охоте и после этого случая дал себе слово: никогда в руки ружья не брать. Слово своё держал крепко.

– Зарок какой-то, – рассуждал Мишка, – да мало ли что с людьми приключается? Что ж теперь? А как, братцы, сердечко сожмётся, когда после твоего выстрела утка закувыркается мокрой тряпкой или зайчик сделает последний кордебалет [9] Кордебалет – здесь в значении: кувырок. …

– Миша, перестань! – уговаривал его Василий. – Какое тебе дело?

– Вася, может, и ты зарок дашь?

– Тьфу!

Никакие уговоры на Мишку не действовали.

Но однажды всю эту спесь с него как рукой сняло. А было вот как.

Рыбачили мы у мыса Восточного. В этот день улов сдали пораньше, решили на охоту сходить – уток там тьма-тьмущая! – до ночи, до фосфорического лова.

Как обычно, бросили яшку [10] Яшка – якорь. у берега, спустили шлюпку.

– Вот и я сейчас зарок дам, – язвил Мишка, усаживаясь на кормовую банку [11] Кормовая банка – доска для сидения в задней части шлюпки. , – полезу за уткой и начну вдруг тонуть в трясине. И как только смерть подойдёт, я сразу…

– Вот надоел! – в сердцах сказал Василий.

В шлюпку-то Мишка прыгнул первый, но вот за вёсла не сел. За вёсла сели боцман, Сергей, Василий и я. А Мишка, усевшись на корме, рулил. Он то и дело подносил бинокль к глазам, принимал осанистые позы. За спиной у него торчали два ружья: двуствольная тозовка [12] Тозовка – ружьё Тульского оружейного завода. , Васькин подарок, и малопульная винтовка.

Было жарко, плечи так и припекало, хотя с моря тянуло прохладой. Само море как из стекла, только мёртвая зыбь была – огромнейшие холмы тихо-тихо шли от горизонта, плавно поднимали наш «Оймякон», шлюпку, стаи чаек и усатые нерпичьи мордочки. У берега же эти волны превращались в бары – крутые-крутые волны. На отмели они падали исполинскими гусиными шеями, расцветая пеной, оглушительно урчали. На таких барах к берегу надо подходить умеючи: чуть зазевался на руле – и пиши пропало! – шлюпку поставит боком, закувыркает по отмели.

– Ты смотри, «капитан», – предупредил Василий Мишку, – не искупай нас.

– А вот когда, Вася, тонуть будешь, зарок дашь.

– Зарок – не знаю, – отозвался Василий, – а по шее получишь.

Вдруг вода под шлюпкой стала подниматься живой стеной и закипела. Мишка судорожно задвигал румпелем [13] Румпель – рычаг для поворачивания руля. , пытаясь поставить шлюпку в разрез бару, но – увы! – шлюпку поставило боком и понесло к берегу. Не успели мы глазом моргнуть, как очутились в ледяной воде.

Смотрим: шлюпка вверх килем [14] Киль – поперечный брус посередине днища судна. , а на ней Мишка – и как он туда взлетел?! Даже сапоги не намочил.

– Можно оступаться, – сказал Сергей, – не глубоко.

Воды было по грудь. Выплёвывая воду, мы потащили шлюпку к берегу. Ну уж и досталось Мишке! И медузой обзывали его, и рыбьим хвостом. А когда оказалось, что три ружья из четырёх утоплены да ещё папиросы и спички сырые все, Василий обозвал его акульим потрохом. Мишка, конечно, молчал.